{{news.content}}
{{news.date}}
{{news.section.name}}
25 июня на радио «Городская волна» (101.4 FM) прозвучал очередной выпуск «Вечернего разговора об истории Новосибирска». В гостях в студии побывал сотрудник Музея Новосибирска Константин Голодяев. «Новосибирские новости» публикуют полную расшифровку программы.
Евгений Ларин: На прошлой неделе краеведческое сообщество города узнало об уходе из жизни Игоря Геннадьевича Минова — сотрудника Музея Новосибирска. Постоянные посетители музея на улице Обской, 4 знали его, в частности, как ведущего музейной гостиной «Синематограф на набережной».
Он был частым гостем и в этой студии, это был один из моих постоянных экспертов. Могу сказать, что он был готов говорить, кажется, на любую тему. Он никогда не отказывался от предложения принять участие в программе, всегда откликался и шёл навстречу. Всегда ответственно готовился к разговору. В общем, человеком он был неравнодушным и очень внимательным. Молодые сотрудники музея называют его своим учителем и наставником.
Константин Голодяев: Да, они верно его называют. Я даже слышал такое мнение, что он для них папа. Папа краеведения. Мы с Игорем ровесники. Это был добрейшей души человек. Человек абсолютно позитивный. Приходишь утром на работу, здороваешься с ним, и он, всегда улыбаясь, передаёт тебе часть своей энергии, своего позитива, радости к жизни. И ты подходишь к рабочему дню с хорошим, позитивным настроем.
На наших небольших праздниках, которые мы устраивали внутри музея, и на праздниках, которые мы устраивали публично, он был душой коллектива, душой прогулки. Он очень хорошо входил в образы. Например, переодевался в интеллигента 1950-х годов. И он был настоящим, неотличимым, никакого позёрства. Он просто проваливался в это время и успешно в нём проводил свою часть.
Безусловно, жаль человека. Когда я узнал о его смерти, сказал: не верю — и всё тут! Я думал, что ошиблись. Но нет, к сожалению, не ошиблись. Соболезнования всем родным, близким, друзьям. Это страшная утрата.
Евгений Ларин: Мы — редакция «Городской волны» и сайта «Новосибирские новости» — присоединяемся. Скорбим и помним.
Сейчас я расскажу о наиболее интересных событиях нынешней исторической недели, а затем мы перейдём к теме нашего выпуска.
Взгляд назад. Исторический календарь
22 июня 1923 года в Вокзальном райкоме комсомола Ново-Николаевска состоялся первый пионерский сбор, был сформирован первый отряд юных пионеров имени Ленина. В июле того же года создан второй отряд — при Закаменском райкоме комсомола. А 29 июля 1923 года во время Международной детской недели на городской площади Ново-Николаевска состоялся первый пионерский парад. К концу 1923 года в городе было 800 пионеров.
23 июня 1993 года в Новосибирске состоялась первая демонстрация стереокино. Премьерным стал фильм «SOS над тайгой», его показали в детском доме культуры имени Калинина. Это был боевик, снятый режиссёрами Валентином Перовым и Аркадием Кольцатым по сценарию Арнольда Витоля и Владимира Кузнецова. Фильм был выпущен ещё в 1976 году.
25 июня 1941 года из Новосибирска на фронт отправился первый эшелон 24-й армии во главе с генерал-лейтенантом Степаном Калининым. Именно в 24-й армии появились первые гвардейские дивизии, а вскоре вся армия получила звание Гвардейской.
26 июня 2009 года в Новосибирске торжественно открыли арку «Колокол мира». В нашей стране эта акция проводится с 1998 года по инициативе и под руководством лётчика-космонавта Анатолия Березового. На торжественной церемонии открытия новосибирского мемориала Березовой передал мэру Новосибирска флаг Земли — на хранение в городской мемориальный центр имени Кондратюка. Новосибирский колокол уникален — он самый большой в мире.
27 июня 1957 года речники провели пробное шлюзование на Новосибирской ГЭС. Прошедшие по каналу и шлюзу теплоходы открыли путь на Алтай и в районы Новосибирской области.
27 июня 2007 года решением Городского совета принят Устав города Новосибирска.
А 23 июня 1966 года в Новосибирск прибыл президент Франции Шарль де Голль. Об этом расскажу чуточку подробнее.
Однажды в Новосибирска. Таинственная земля
23 июня 1966 года в Новосибирск с визитом прибыл президент Франции Шарль де Голль с супругой. Это был один из самых ярких и запоминающихся визитов высоких гостей из-за рубежа. Аэропорт Толмачёво к приему де Голля украсили флагами Франции и Советского Союза. Генерала сопровождал председатель Президиума Верховного Совета СССР Николай Подгорный.
Президентский кортеж вышли встречать 150 000 новосибирцев. К визиту город спешно приводили в порядок, наводили лоск, прихорашивали и украшали. По маршруту следования президентского кортежа в Октябрьском районе буквально за один день снесли целый квартал частного сектора. На Бердском шоссе, по которому кортеж ехал в Академгородок, спешно достраивали новые дома.
Также генерал де Голль посетил завод «Сибэлектротяжмаш» и Театр оперы и балета. Президента провели по цехам завода. Рабочие и руководство завода с гордостью показывали работу станков, на которых обрабатывались огромные детали электрических машин. Директор завода рассказал, что заводские изделия поставляются в 37 стран мира. На память президенту Франции вручили подарок — модель генератора.
На следующий день председатель облисполкома Алексей Зверев дал завтрак в честь президента. Шарль де Голль сказал: «Сибирь для французов — это земля таинственная и интересная, полная поэзии и романтики. Но вот мы прибыли сюда и увидели, что Сибирь это также высокоразвитая индустрия, современные достижения, прогрессивные люди».
В своей речи он несколько раз подчеркнул, что сибиряки — мужественные люди. А раз есть «мужественное население» и огромные ресурсы, которыми обладает Сибирь, то «будущее сибирской земли не может не быть прекрасным».
Генерал сказал, что в Сибири «осуществляется одно из самых гигантских усилий, когда-либо предпринятых человечеством для того, чтобы освоить эти районы, привести их к прогрессу и благосостоянию». Кроме того, он произнёс по-русски: «Да здравствует Новосибирск! Да здравствует Сибирь! Да здравствует Советский Союз!»
В Академгородке делегацию встречал академик Лаврентьев. Де Голль отметил, что слава Академгородка уже давно распространилась по всему миру. И Франция относится к нему не только с интересом, но и с восхищением. В оперном де Голлю показали балет Сергея Прокофьева «Каменный цветок».
Специально для встречи французского президента создали эскорт из 30-ти автоинспекторов. Они долго обучались виртуозной езде на мотоциклах. И всё прошло без сучка и задоринки, генерал был восхищён мастерством новосибирских гаишников. А через некоторое время начальника мотоциклетного эскорта Валерия Киселёва вызвали в КГБ и вручили шкатулку от президента Франции. В ней лежала золотая зажигалка — личный подарок генерала за хорошую службу.
Было — не было. Двойная игра
Гость в студии «Городской волны» — сотрудник Музея Новосибирска Константин Голодяев.
Евгений Ларин: О начале Великой Отечественной войны сейчас зачастую можно услышать такое мнение, что, мол, о готовящемся нападении Германии на Советский Союз было известно заранее высшему партийному руководству страны. О чём-то таком уже, дескать, начинали узнавать и руководители в регионах. Что к войне на самом деле втайне от гражданского населения готовились.
Здесь, например, можно вспомнить о том, что буквально за день до начала войны первым секретарем Новосибирского обкома партии назначили Михаила Васильевича Кулагина, который всю войну стоял у руля области и города. Дескать, поставили надежного человека, который будет держать удар в военное время.
Можно вспомнить и о том, что Новосибирск заранее был назначен местом эвакуации музейных ценностей, а значит, к эвакуации и, следовательно, к войне готовились.
Так или иначе, подобные сведения могли оказаться в распоряжении властей только благодаря различным агентам под прикрытием. Проще говоря, разведчикам вроде Штирлица, у которого, конечно, были реальные прототипы. Настоящей войне должна была предшествовать шпионская война, война контрразведок. Сегодня мы поговорим о том, как Новосибирск участвовал в этой войне.
Константин Артёмович, какой интерес для иностранных государств представлял наш город до войны? Ведь до 1941 года Новосибирск ещё не был стратегическим пунктом, промышленным городом, работающим на оборонку.
Константин Голодяев: Я бы не сказал, что не был. В Новосибирске уже было два завода-гиганта. Первый — это завод имени Чкалова, который уже тогда выпускал «Ишаки» — боевые самолёты И-16. А второй — это «Сибкомбайн», который мы знаем как «Сибсельмаш». Хотя первой его официальной продукцией были сеялки и комбайны, это было оборонное предприятие.
Конечно, было сразу несколько причин для того, чтобы у нас здесь размещались иностранные консульства. Консульства выполняли не только свою прямую работу. Любое государство в чужой стране всегда собирает какую-то разведывательную информацию. Это касается всех стран, и это нормально.
Константин Голодяев. Фото: Евгений Аникеев, nsknews.info
Было несколько причин, по которым консульства к нам обращались. Причем это было ещё в середине 1920-х годов, когда город ещё, действительно, не был мощным промышленным центром. Официальная причина — торгово-экономические связи. Содействие им входило в задачи консульств. Но, в частности, германское консульство было здесь ещё и для того, чтобы оказывать помощь бывшим немецким военнопленным.
Евгений Ларин: Мы помним, что у нас их было много ещё со времён Первой мировой войны.
Константин Голодяев: Да. Немцев у нас было много, они ещё во времена Екатерины и Петра появились на территории России. Подведомственная территория первого германского консульства, которое находилось в нашем городе, была огромной: от Якутска на северо-востоке страны и до Кустаная в северном Казахстане.
И, конечно, сразу появились и шпионские дела, столкновения на этой почве. Уже в 1926-м Омское ОГПУ, разбирая дело бывшего военнопленного, который просто проворовался на работе, пыталось его уже объявить шпионом германского консульства. Но германский консул по-дружески переговорил с председателем нашего крайисполкома, и убедил последнего в том, что он «никогда за время своей консульской деятельности, ни ранее, ни теперь, не пользовался услугами шпионов или агентов». Естественно, он же не скажет правду!
Кроме того, у нас в городе работало много иностранных специалистов, которые прибывали к нам не только из Германии, но и из США, из Канады, Югославии. Они приезжали работать к нам на шахты Кузбасса — Кузбасс входил в состав нашего края.
Евгений Ларин: У нас же была голова Кузбассугля?
Константин Голодяев: Да, именно. Конечно, германская разведка пыталась и этих людей использовать для заброски, для передачи информации и, естественно, их вербовала. И роль завербованных агентов переоценить, конечно, очень трудно. Это мы сейчас за 20 минут в интернете наберём массу сведений о жизни в городе и много-много чего другого.
Евгений Ларин: Даже больше того, что хотим!
Константин Голодяев: Да, и ещё много ненужного сора. Но раньше эту информацию агенты собирали месяцами — по слухам, по разговорам, по отслеживанию цен на рынках. И нельзя забывать, что наш город — это транспортный узел. Это пересечение водных маршрутов и двух железных дорог, здесь пути расходятся во все стороны.
И поэтому германский консул Гросскопф, что значит по-немецки «большая голова», очень много ездил и на Кузбасс, и в Омск, и в Алтайские округа, где были целые немецкие промышленные районы. Там массово проживали немцы, и там у него было множество доверенных лиц.
Он разыскивал захоронения военнопленных — выполнял то, что было, собственно, одной из задач консульства. Только в Новосибирске было зафиксировано 700 могил немецких военнопленных. И им он поставил здесь памятник в 1926 году. Но где было это место, мы пока не знаем.
Гросскопф, естественно, разбирал жалобы горняков, которые работали на Кузбассе. Они были очень недовольны условиями работы, многие уезжали обратно в Германию. Алтайские крестьяне тоже хотели уехать на родину.
Профессор Уорикского университета Кристоф Мик однажды даже сказал: «Ничего из того, что случается в России, не остается неизвестным нам». Имелся в виду МИД Германии.
Евгений Ларин: Вот так прямо и сказал?
Константин Голодяев: Да. Понятно, что они сюда не на прогулку пришли. Прямой разведкой занималось не только германское консульство, но и японское, и китайское. Ветеран органов безопасности Станислав Александрович Чекалин говорит: «Прежде всего, японцев интересовала промышленность Новосибирска — характер, качество, объёмы выпускаемой продукции, особенно военной.
Исключительный интерес представлял так называемый „Завод №153“ (завод им. Чкалова), а также любые сведения о частях Рабоче-Крестьянской Красной Армии новосибирского гарнизона — места дислокации, численность личного состава, вооружение...» И так далее. Среди консулов, в большей степени, действительно были разведчики, часто — профессиональные.
Евгений Ларин: С какими государствами у нашего города были те или иные связи — торговые, экономические и дипломатические? Интересно было бы узнать, как они развивались.
Евгений Ларин. Фото: Евгений Аникеев, nsknews.info
Константин Голодяев: В шпионов у нас всегда любили играть. Ещё в начале 20 века в Ново-Николаевске начали работать первые иностранные торговые представительства — американские: акционерное общество «Адрианс Плат и Ко» и Главная сибирская контора «Международной компании жатвенных машин» Моргана. В годы Гражданской войны у нас присутствовала датская торговая миссия.
Было польское скаутское движение, которое объединяло ново-николаевских ребятишек, вывозило их в загородные лагеря, и там среди них проводили разведывательную работу. Американская молодёжная ассоциация YMCA открывала свои представительства по всей Транссибирской магистрали. Она и до сих пор работает, не у нас, конечно, но тем не менее.
Торговые компании занимались, в первую очередь, поставками сельхозмашин, оборудования, но выполняли и некоторые консульские функции. А вот уже в августе 1923 года в Ново-Николаевске, наконец, открылось самое настоящее консульство Германии. Оно находилось в доме купца Ведерникова — его нынешний адрес ул. Октябрьская, 47. Это недалеко от перекрёстка с Серебренниковской. Туда заехали первые дипломаты. Их было пять человек, с ними двое детей.
Отношения с консульством сразу регулировались специально выпущенной инструкцией НКВД и ГПУ «О порядке сношения органов советской власти с консульскими представителями иностранных государств в пределах РСФСР».
Одна из статей инструкции гласила: «Ответы консулу должны даваться в наиболее кратчайший срок, причём должны быть составлены вполне грамотно, в любезной форме и содержать в себе, по возможности, исчерпывающие сведения».
Позже для защиты интересов китайских граждан было создано китайское консульство. Потом оно было выслано — там была сложная история. Защиту интересов китайцев тоже взяло на себя германское консульство. В 1934 году китайской консульство всё-таки было восстановлено. В марте 1926 года было создано японское консульство.
На должность первого консула Японии в Новосибирске был назначен известный дипломат Шимада Шигер. Японскому консульству тоже был предоставлен хороший двухэтажный дом на улице Ядринцевской, ныне №19.
Всех этих консулов, как и было написано в инструкции, официально принимали любезно, отношение к ним было исключительно благоприятное. Сам Шимада Шигер в «Советской Сибири» писал, что считает необходимым правильное освещение жизни Советского Союза. Но не всегда, конечно, получалось так.
Евгений Ларин: У них, понятно, были свои интересы. А нам были иностранцы интересны? Какая нужда была пускать к себе заведомых шпионов?
Константин Голодяев: Нужда была прямая. Это, в первую очередь, рабочая сила. В Германии была большая безработица, и поэтому многих граждан Германии вербовали к нам. Представители «Кузбассугля» специально ездили в Германию, вербовали немцев на работу в Сибирь. И они сюда приезжали.
В середине 1932 года в Новосибирск ежедневно прибывали немецкие шахтёры, дальше их пересылали в угольные регионы. Ну а шахтёры — это надо понимать — пролетариат. Передовой отряд мирового пролетариата!
Евгений Ларин: Рассадник социалистических идей!
Константин Голодяев: Да. Интернационал, МОПР — международная организация помощи рабочим, «Рот Фронт». Это большая агитационная сила. В частности, в январе 1932 года в Новосибирск и на Кузнецкстрой прибыл активный борец за мировую революцию Макс Гёльц, который до этого отсидел в тюрьмах Германии семь лет за бандитизм. Он выступал и у нас, и на Кузбассе.
Гёльц запомнился горожанам пламенными выступлениями, рассказами о том, как бедствуют люди в Германии и за что они борются: «Мы боремся за советскую Германию. Мы защищаем Советский Союз. Рот-фронт!» Он говорил, что в Германии нет ни одного человека, ни одного маленького пионера, который не знал бы о Магнитогорске и Кузнецкстрое.
Выступая перед рабочими, он даже ругал немецкого консула Гросскопфа, совершал нападки на него лично, что, дескать, сидит тут представитель немецкой буржуазии, а мы, мол, советские люди.
О Максе Гёльце есть очень интересная информация. Здесь вскрылось двойное дно. Несмотря на то, что его изгнали из Германии, лишили германского гражданства, Гёльц, якобы, сумел наладить контакты с немецкими разведслужбами и работал у нас разведчиком. Немецким разведчиком. Но что-то не сложилось, или наши органы хорошо сработали, и во время прогулки по реке Оке его порывом ветра сдувает с лодки в холодную сентябрьскую воду.
Евгений Ларин: Он был такой лёгкий?
Константин Голодяев: Выходит так. Ветерочек его сдул, и он утонул. Так вот он закончил.
Евгений Ларин: Кстати, можно вспомнить, что германского консула были не прочь подцепить и наши чекисты, как это сделал наш писатель Лосьев, который работал в ЧК. Он описал этого самого Гросскопфа, только под фамилией Кляйнкопф — «маленькая голова».
Константин Голодяев: Лосьев открыто не мог сказать, но, тем не менее, назвал его очень близко к оригиналу. И написал о нём с большим пренебрежением.
Константин Голодяев. Фото: Евгений Аникеев, nsknews.info
Интересно, что Гросскопф, действительно, был очень высоким, и его даже на улице узнавали. Все знали, что самый высокий в Новосибирске человек, хорошо по-иностранному одетый — это германский консул.
Любопытно, как немцы описывали наш город, свои первые впечатления о нём. Среди немцев, кстати, было много интеллигенции, в частности архитекторов. И один из них — Рудольф Вольтерс — пишет:
«Моя гостиница находится на главной улице — Красном проспекте. Улица замощена булыжником, тротуары с обеих сторон сделаны из толстых досок. Вдоль деревянных тротуаров стоят маленькие тополи и берёзы. Деревянные дома, все одноэтажные, соединены между собой частыми заборами. Узкие дворы застроены сараями. Недалеко от Красного проспекта мне бросается в глаза чистый двухэтажный каменный дом. Невозможно поверить: зеленый палисадник с подметенными дорожками. „Германский консулат“ написано под имперским орлом».
Ещё один немец, корреспондент немецкой газеты «Франкфуртер Цайтунг» Артур Юст писал:
«Когда улеглось первое удивление от современных каменных монстров на сибирских просторах, этот огромный, похожий на американский город стал казаться неким балаганным чудищем — говорящая голова без тела и членов».
Поэтому я понимаю Георгия Лосьева, который назвал Гросскопфа Кляйнкопфом. Это была ответная реакция на то, как они писали о нас.
Евгений Ларин: Над имперским орлом скоро взовьётся ещё и красный флаг с белым кругом и свастикой. Тогда-то отношение к германскому консульству, наверное, резко изменится. А до того, сотрудников консульства и иностранных специалистов, которые работали у нас в городе, ловили на шпионаже, что называется, за руку? За ними же, наверняка, следили, если уж отношения регламентировалось документами ОГПУ? Их должны были пасти!
Константин Голодяев: Конечно. Посетителей консульства начали фотографировать, даже вызывать на допросы в НКВД, откровенно следить за персоналом, который там работал. Поначалу это настолько бросалось в глаза, что дипломаты стали подшучивать над этими «топтунами», которые за ними следили.
Например, секретарь германского консульства Кёстинг писал, что он «буквально знал каждого разведчика, ходил мимо них, снимал головной убор и кланялся, приговаривая, что „можете сегодня за мной не ходить, так как я идти сегодня никуда не намерен“». Какое-то время наши органы выдерживали все эти издёвки.
Но чтобы облегчить задачу «никуда не идти», вскоре консульству было отказано в подписке на газеты, в выделении автотранспорта для поездок, в летней даче. Немецкий архив хранит целый список «шпионских дел», которые пытались открыть на консульство.
Евгений Ларин: Они прямо на поверхности лежат?
Константин Голодяев: Да, у них много таких дел, их можно найти. Там фигурирует много известных имён. Там и бывший командующий Белой сибирской армией генерал Болдырев, и истопник Федоров, инженер Шмидт и эсер Барышников, электрик, кухаркин муж и так далее.
А в 1935 году людей, которые имели отношения с германским консульством, начали уже просто открыто арестовывать, в том числе обслуживающий персонал и членов их семей.
Наш архив, конечно, тоже много знает о шпионской деятельности германского консульства. Например, сотрудник консульства Кремер, который ещё в годы Первой мировой войны был учеником школы военно-политического шпионажа известного германского разведчика полковника Николаи, попал в плен, осел в Сибири, потом женился и тихо сидел.
С 1925 года он начал работать в германском консульстве канцелярским служащим. Но ещё за год до этого он был завербован ОГПУ под кличкой «Спортсмен» и сразу стал двойным агентом. Он занимался созданием шпионской агентуры, диверсионных фашистских повстанческих движений из числа социально чуждого, враждебного советской власти элемента, как написано в наших документах.
Он подбил пасынка Юрия, который был студентом мединститута, создать в институте контрреволюционную фашистскую группу. Помимо всего прочего, как указано в деле, он готовил покушение на секретаря крайкома Эйхе.
Евгений Ларин: Но это всё правда?
Константин Голодяев: Это всё написано в деле НКВД. Сказано, что он пытался завербовать сотрудников органов, причём весьма романтическим путём. В своих воспоминаниях он пишет: «Из-за бдительности органов я не сумел завоевать ни одной женщины, имевшей ту или иную связь с сотрудниками НКВД, хотя на это были затрачены значительные средства».
Евгений Ларин: Растратчик!
Константин Голодяев: Да. Ему давали деньги, чтобы он через женщин узнавал какие-то секреты.
Евгений Ларин: Хорошо устроился.
Константин Голодяев: Как сказать. В 1937 году был арестован, перевербован вторично — уже на нашу сторону, выслан в Германию, где работал до 1945 года. В 1945 году он там был снова арестован. Его как особо опасного преступника заключили в особый лагерь на 25 лет. Там он и умер в 1954 году. А его пасынок Юрий, которого он фактически сдал, был арестован через два дня после гибели отца.
Ещё один человек был очень важным агентом Гросскопфа — это курьер-швейцар Пауль Германович Пауч. В деле написано, что швейцар обеспечивал связи с агентурой германской разведки в Кузбассе, в Западно-Сибирском крае, следил за тайными призывами запасного состава, сообщал, куда отправляют осуждённых, и какие работы они выполняют.
Сложно понять, как швейцар мог узнавать, какой лес сегодня валят на зоне, но, тем не менее, он сообщал. У шпиона Пауча была ещё приятная обязанность — ходить по рынкам, по магазинам, по ресторанам и пивным, собирать слухи. Работа была у него такая! Осенью 1938 года он был тоже арестован и получил 20 лет лагерей.
Евгений Ларин: В 1933 году в Германии к власти приходит Гитлер, национал-социалистическая партия. И это, думаю, не могло не отразиться на и без того сложных отношениях с «консулатом».
Константин Голодяев: Безусловно. Деятельность консульства находилась под пристальным вниманием органов давно, но раньше она особых нареканий не вызывала. А вот после 1933 года, когда Гросскопф съездил в Германию, где вступил в национал-социалистическую партию, был принят Гитлером, он был назван «настоящим национал-фашистом», которого сам фюрер назначил руководителем «фашистской партии по Западно-Сибирскому краю».
Константин Голодяев и Евгений Ларин. Фото: Евгений Аникеев, nsknews.info
Евгений Ларин: Они уже тут свою ячейку планировали!
Константин Голодяев: Да. На особняке на улице Октябрьской был вывешен нацистский флаг. Конечно, это не добавило никаких добрых отношений ни со стороны власти, ни со стороны населения. Новый полпред ОГПУ Алексеев значительно ограничил сношения немецких граждан с консульством, начались аресты.
Коммунистам вообще было запрещено появляться в консульстве, в том числе немецким коммунистам. 1 мая 1934 года за посещение приёма в консульстве было уволено с работы несколько немецких архитекторов и инженеров. А самого Гросскопфа в результате всех этих напряжённых отношений в декабре 1935-го переводят Генеральным консулом в Киев. Вот как интересно он описывает материальный результат своей работы в течение 13 лет в Сибири:
«Хотя мы с женой целую неделю неутомимо трудились, только сегодня (21 января 1936) уложили последние ящики. Всего у нас ящиков 60, это целый товарный вагон весом в 20 тонн».
То есть не пустой уехал отсюда Гросскопф. На его место был назначен российский немец Мейер-Гейденгаген. И вот он, действительно — и он этого никогда не скрывал — был профессиональным разведчиком. Он писал, как поменялось отношение: «Иностранное консульство превратилось здесь в игрушку, с помощью которой государственная полиция удовлетворяет свою жажду деятельности».
Супруга его была старым агентом разведки. Она, будучи «фашисткой-фанатичкой», работала с теми немногими посетителями, которые вынуждены были посещать этот дом на Октябрьской. Кроме этого, она вела активную пропаганду фашистских идей среди простых женщин, на базаре, в парикмахерских. Через полтора года консульские представительства в СССР были закрыты по всей стране как сеть разведывательно-диверсионных центров иностранных разведок.
Евгений Ларин: Я полагаю, что выявление и борьба со шпионажем могла превратиться в очень удобный инструмент уничтожения просто неугодных по каким-то причинам людей, в охоту на ведьм. Среди настоящих шпионов, завербованных германской нацистской разведкой, могли быть люди, попавшие в эту молотилку случайно, пострадавшие без вины?
Константин Голодяев: Да, это, безусловно, было. Мы уже говорили, как следили и арестовывали и посетителей, и сотрудников германского консульства. Также это касалось и других консульств. Конечно, НКВД как мог в дипломатическом отношении противостоял антисоветской работе всех консульства, в том числе через собственных агентов.
Например, в китайском консульстве работал Ши Чжэ, проще говоря Михаил Александрович Карский. В наших органах он работал ещё с 1930 года, три года пробыв в контрразведке Управления НКВД по Западносибирскому краю, принимал участие во множестве операций по репрессированию соотечественников.
Например, он участвовал в арестах, обысках и допросах по делу 38 китайцев и корейцев, которые были арестованы в 1937 году. Эти люди просто жили на территории Новосибирской области и не имели отношения ни к консульству, ни к разведке, ни к шпионажу. Это были студенты новосибирского института транспорта, мединститута, сельхозтехникума и так далее.
Но, тем не менее, их обвинили в поджогах авиазавода, кожзавода, обувной фабрики, в сборе сведений о количестве самолетов. Причём в деле было написано: «сбор сведений о количестве самолётов, произведённых на комбинате №179. А это завод «Сибсельмаш», который никогда самолёты не выпускал! Самолёты выпуска завод Чкалова.
Что касается японского консульства, то люди, которые в нём работали, пострадали, наверное, больше всех. В 1937 году произошли вооруженные столкновения японских и советских пограничников на амурских островах, на озере Ханка. Между Москвой и Токио был обмен нотами, и было принято решение ликвидировать консульства в городах, где нет японских подданных. А у нас их не было. Японские консульства в Одессе и в Новосибирске были лишены прав выполнения ими консульских функций и высланы. Консульская группа запаковала чемоданы и уехала из города.
А вот по русскому персоналу начались аресты, и арестовано было очень много людей — преподаватели русского языка, которые там работали, уборщицы, шофёры, дворники — практически все. И тот же ветеран КГБ Чекалин, которого мы сегодня упоминали, пишет:
«По этому делу проходило 63 человека из числа советских граждан, причем все они по приговору военного трибунала были расстреляны. Впоследствии часть людей была реабилитирована посмертно, так как многие пострадали безвинно».
Ну не бывает так, чтобы люди, работающие в консульстве, не оказались бы под подозрением!
Евгений Ларин: Что касается тех сведений, которые доносили агенты о возможном скором начале войны — действительно такие слухи ходили, просачивались, об этом узнавало гражданское население? Их кто-то распространял специально, чтобы подорвать настроение? Как с этим боролись, если боролись? Должны же были власти это пресекать?
Константин Голодяев: На самом деле по городу таких слухов не ходило. Никто ничего не знал и не предполагал. Народ ничего не подозревал. Если правительство страны прислало нам Кулагина с целью укрепления, то для народа начало войны было шоком. Никто в это просто не мог поверить. У нас с Германией был заключён пакт о ненападении, и нам годами внушали сознание мощи нашей Красной армии, напасть на которую было бы самоубийством. Помните песню:
«Если завтра война — всколыхнется страна
От Кронштадта до Владивостока.
Всколыхнется страна, велика и сильна,
И врага разобьём мы жестоко».
И некоторые думали, что, скорее всего, это просто провокация на границе, а завтра всё благополучно разрешится. А те, кто помоложе, вообще считали военный поход игрой, увлекательной прогулкой с пикниками в поле. Владимир Ефимович Самородов, житель нашего города того времени, вспоминает:
«На лошадях развозили оповещения. Некоторые рады были: „Всё, перебьём фашистов!“, и с песнями шли в военкомат. Мамин дядька пришел к нам и успокаивал мать: „Не волнуйся, мать, справимся с этими фашистами“. И я помню, что мать дала ему коробок спичек и сказала: „Вот. И привезёшь мне пустой коробок!“ Так он практически всю войну прошёл, живой, вернулся! Приходит и говорит: „Ну, мать, вот тебе сдача!“ От коробошки осталась „чёрочка“».
Конечно, люди, которые прошли Первую мировую войну, Гражданскую войну, которые знали и прошли «незаметную» Финскую войну, понимали, что дело митингами и протестами не ограничится. Что это глубочайшая трагедия.
Очень интересен тот факт, что помимо военкоматов многие люди пошли в ЗАГСы — 22 июня было уже поздно, пошли 23-24 июня. Это была социальная гарантия. Это, в первую очередь, касалось семей военнослужащих, которые уже жили в неофициальном браке, имели детей. Для обеспечения социальной защиты — они знали, что могли не вернуться; люди военные — они регистрировали свои отношения. Это, кстати, потом действительно помогло.
Константин Голодяев. Фото: Евгений Аникеев, nsknews.info
Несмотря на то, что консульства разогнали ещё до войны, они успели запустить здесь свои корешки. Агенты остались, и китайскому консульству удалось продолжить работу в Новосибирске и во время войны.
В 1942 года была раскрыта секретарь-машинистка штаба Сибирского военного округа, которая была завербована раньше курьером китайского консульства. Она передавала китайской стороне сведения о расположении воинских частей, оборонном укреплении Дальнего Востока и о 5-й авиационной бригаде. Это мы знаем из документов наших органов.
Тогда же был арестован китайский гражданин Ли Вэнь Сюе, который, как сказано в документе, по её заданию «выполнял сбор сведений о состоянии частей Сибирского военного округа, их вооружении и местах дислокации».
Евгений Ларин: Ну и в какой-то момент, чтобы полностью ограничить проникновение иностранцев в Новосибирск, город просто закрывают?
Смотрите также
Константин Голодяев: Это была абсолютно правильная мера. Она пришла практически сразу с началом Великой Отечественной войны — возникла такая необходимость. А произошло то, что первый секретарь обкома Кулагин в начале войны пошёл, вроде как, прогуляться в сторону завода имени Чкалова. Он заходит на территорию завода, его никто не останавливает, никто ни о чём не спрашивает — а это секретный стратегический объект. Потом он устроил им разнос.
Евгений Ларин: А его не могли узнать? Дескать, здравствуйте, проходите!
Константин Голодяев: Он первую неделю работал, не могли его узнать. Уже в июле 1941 года наш обком обращается в центральный комитет с просьбой отнести Новосибирск к числу режимных городов первой категории. Но тогда, в начале войны сюда не эвакуировали ещё столько предприятий, и Москва сочла эту меру преждевременной.
А в течение следующих двух лет оборонное значение города выросло настолько, что 28 июля 1943 года Кулагин вновь направляет в ЦК ходатайство о необходимости отнесения Новосибирска к разряду городов республиканского подчинения. Он пишет, что Новосибирск превратился в один из крупнейших индустриальных центров республики.
21 августа указом Президиума Верховного совета РСФСР Новосибирск относят к категории городов республиканского подчинения, а 3 ноября 1943 года — к числу режимных местностей первой категории, запрещённых для посещения иностранцами. И до июня 1966 года Новосибирск оставался закрытым городом.
Евгений Ларин: Так долго?!
Константин Голодяев: Да. У нас же оборонная промышленность работала очень долго, и сейчас ещё работает. Город был закрыт для внешнего туризма, но он, в том числе, успел приобрести стальные мышцы и славу мощного стратегического оборонно-промышленного узла.
#Однажды в Новосибирске #Городская волна #Городская история #Армия #История #Общество #Промышленность
