{{news.content}}
{{news.date}}
{{news.section.name}}
3 декабря на радио «Городская волна» (101.4 FM) прозвучал очередной выпуск «Вечернего разговора об истории Новосибирска». В гостях в студии побывала руководитель Интегрального музея-квартиры Академгородка Анастасия Близнюк. «Новосибирские новости» публикуют полную расшифровку программы.
Взгляд назад. Исторический календарь
29 ноября 1978 года cовет министров СССР утвердил технический проект первой очереди новосибирского метро.
1 декабря 1971 года в центре Новосибирска на жилом доме НИИ-39 появилось световое табло — «бегущая строка» — для передачи новостей, рекламы и другой информации. Вскоре этот дом на Красном проспекте, 30 в народе стали называть «Домом под строкой», а гастроном №2 на первом этаже жилого здания — «Магазином под строкой». В 1990-е годы название магазина стало официальным, и просуществовало оно до 2008 года. Сама бегущая строка исчезла в 2004 году, но здание всё так же продолжают называть «Домом под строкой».
3 декабря 1895 года сход жителей ходатайствовал о преобразовании посёлка в «посад и город». В «приговоре» селян посёлок впервые был назван Ново-Николаевским.
4 декабря 1933 года новосибирский радиоцентр открыл магистральную межкраевую радиотелефонную связь с Иркутском. Переговоры вели ежедневно с пяти до шести часов по московскому времени.
Смотрите также
5 декабря 2006 года состоялось торжественное открытие отреставрированного кинотеатра «Победа». Посмотреть на пятизальный кинотеатр приехали Никита Михалков, Ольга Дроздова и Лариса Голубкина.
А 2 декабря 1918 года городская дума обсуждала вопрос о начавшейся в городе эпидемии тифа. Об этом — чуть подробнее.
Однажды в Новосибирске. Заразная чрезвычайка
2 декабря 1918 года на повестке заседания ново-николаевской городской думы стоял вопрос о начавшейся новой эпидемии тифа. В городе было уже около 1000 заболевших. Вскоре эпидемия сыпного и возвратного тифа в Ново-Николаевске достигла невероятного размаха: свыше 60 000 умерших — такие цифры приводят источники.
В феврале 1919 года для борьбы с инфекцией была создана чрезвычайная комиссия — чека-тиф. Вот что говорилось на заседании томского губревкома: «Общая картина — не эпидемия, а мор. Цель и старания губчека-тифа — превратить мор в эпидемию».
Части Красной армии, которые взяли город в ночь с 13 на 14 декабря, обнаружили там тысячи тифозных больных. Через десять дней вновь образованный ново-николаевский ревком издал приказ: «В связи с нарастающей эпидемией тифа в Ново-Николаевске, охватившей как воинские части, так и гражданское население, отдел здравоохранения в ряду предпринимаемых мер борьбы считает необходимым прекратить публичные зрелища и увеселения путём закрытия театров, цирков и кинематографов впредь до особого разрешения, временно прекратить занятия во всех учебных заведениях как по соображениям, указанным выше, так и в силу острой нужды в помещениях для лечебных заведений».
Трупы умерших от тифа, которые не успевали хоронить, просто лежали на улицах. Особенно страшную картину представлял военный городок, вся территория которого была завалена телами, не говоря уже о складах и конюшнях.
31 декабря 1919 года выяснилось, что больных в городе более 14 000 человек, из них только 5000 размещены по госпиталям и лазаретам и имеют койки, а остальные лежат на полу в поездах, по квартирам.
Чека-тиф начал создавать новые лазареты, вместо коек делали топчаны. Купили 3000 пудов соломы для матрацев, устроили дезинфицирующие камеры. Для борьбы с эпидемией создали санитарный отряд. Погребением умерших занималась специальная команда из нескольких сотен человек. По распоряжению чека-тифа построили два крематория, вырыли глубокие траншеи, но хоронить всё равно не успевали. За месяц убрали не больше 1000 заражённых тел, а в городе их насчитывалось до 15 000.
Впрочем, все принятые меры довольно быстро возымели эффект. Уже 17 апреля 1920 года чека-тиф распустили за ненадобностью.
Было — не было. Слова и мысли поперёк
Гость в студии «Городской волны» — руководитель Интегрального музея-квартиры Академгородка Анастасия Германовна Близнюк — Безносова.
Евгений Ларин: 1 декабря 1963 года прошла первая встреча в клубе-кафе «Под интегралом» в новосибирском Академгородке. Вот это — тот повод, по которому мы встретились с Анастасией Германовной. Но для начала, чтобы прочувствовать атмосферу эпохи, я кое-что прочитаю. Вот такой отрывок:
«Отрицательную роль в формировании общественных взглядов интеллигенции и молодёжи Академгородка в последнее время играла деятельность клуба „Под интегралом“. Ввиду отсутствия должного контроля со стороны партийной и комсомольской организации клубом руководили политически сомнительные лица...»
И далее:
«...Органы Комитета госбезопасности оказывают помощь партийным и общественным организациям Новосибирской области в осуществлении мер, направленных на пресечение деятельности группы лиц, вставших на антиобщественный путь».
Вот это — из доноса под грифом «секретно» секретаря ЦК ВЛКСМ С. Павлова от 29 марта 1968 года.
Сегодня мы будем говорить об истории молодёжного клуба «Под интегралом». Очень короткой — а официальная история клуба, действительно, была очень недолгой, — но очень яркой. Об истории клуба, который советская власть признала «идеологической ошибкой».
Рассказывать о клубе «Под интегралом» мы будем, конечно, с его основания — поведём себя как настоящие историки. Но начать мне бы хотелось «оригинально» — с названия! «Под интегралом» — это такой юмор? Ведь в этом названии, на мой взгляд, легко прочитать «под градусом».
Анастасия Близнюк. Фото: Ростислав Нетисов, nsknews.info
Анастасия Близнюк: Интересная версия! Я впервые слышу такую интерпретацию!
Евгений Ларин: Учитывая тот факт — я прочитал, что есть такая легенда, а может, и не легенда, — что фестиваль бардовской песни начинался с появления Галича в квартире у Германа Петровича Безносова с бутылкой водки.
Анастасия Близнюк: Действительно, Галич приехал к папе из аэропорта...
Евгений Ларин: Так что здесь, мне кажется, всё возможно. Так почему «Под интегралом»?
Анастасия Близнюк: Я очень рада, что мы помним эту дату — 1 декабря. Это очень хороший повод, чтобы поговорить. Я с собой принесла приглашение на первую клубную встречу — клуба ещё не было, он только собирался. На билетике написано: «Первая встреча Под интегралом состоится 1-го декабря в 20 часов. Плата за риск 50 копеек».
Фото: Ростислав Нетисов, nsknews.info
Евгений Ларин: За риск!
Анастасия Близнюк: Да, за риск. То есть деньги брали, но никто не знал, что получится. И как бы немножко оправдывались, мол, вы рискуете, платите 50 копеек, но, наверное, всё будет хорошо. И, действительно, всё было хорошо. Поэтому — да, название тоже с юмором.
Это нечасто звучит в воспоминаниях, в прессе или в документах. Но, по легенде, название клубу придумал Владимир Захаров, наш выдающийся физик, академик. Мы его знаем как человека, который выиграл борьбу против ФАНО.
Тогда был брейнсторминг, они сидели, креативили, накидывали разные названия клуба. Мне кажется, что изначально «Под интегралом» — это пародия, парафраз «Под яблоком Ньютона». И вдруг, как говорят очевидцы, Захаров сказал: «Под интегралом». Авторство названия клуба приписывают ему. Предлагаю считать, что это так.
Евгений Ларин: Действительно «Под интегралом» стал первым молодёжным клубом в Советском Союзе? Как так вышло?
Анастасия Близнюк: Клубное движение было популярным. Все мои слова основаны не на моих измышлениях и даже не на воспоминаниях, которые, как вы знаете, часто несколько искажают действительность. У нас есть уникальная источниковая база — это 20 толстенных советских папок, которые папа оставил как архив. В этом архиве есть целая папка — переписка с клубами других городов.
Клубы были везде, это было распространённое молодёжное движение. «Под интегралом» был в системе молодёжных клубов, которые курировали комсомольские, профсоюзные, общественные организации — тогда только такие и были. Клуб «Под интегралом» уникален структурой, количеством событий, но по факту он был, конечно, не единственным.
Евгений Ларин: Трудно даже представить, что в такой огромной стране нигде больше не возникло ничего подобного...
Анастасия Близнюк: Конечно, клубов было много.
Евгений Ларин: Наверное, известно, что происходило «Под интегралом» 1 декабря 1963 года? Что это была за встреча, с которой всё начиналось?
Анастасия Близнюк: Встреча была «установочной». Папа, когда был жив, старался эту дату помнить, приглашал друзей, собирал их в разных локациях, как сейчас сказали бы. То место, где клуб собрался в первый раз, в последние лет 20 было занято бизнесом, торговыми точками.
И нам повезло в докоронавирусную эру собраться там 1 декабря в пустом пространстве, в тот момент, когда один арендатор уже оттуда ушёл, а новый ещё на пришёл. Мы собирали старожилов клуба. Это был второй этаж так называемого «красного магазина», как раньше называли это место, — «красная столовая».
Евгений Ларин. Фото: Ростислав Нетисов, nsknews.info
Евгений Ларин: А разве первый клуб был не в ТБК?
Анастасия Близнюк: В ТБК он был как раз позже. А сначала клуб находился на улице Жемчужной, где сейчас НИИТО, а в советское время был стол заказов. Это было общественное здание, вписанное в структуру жилых домов. И когда молодые люди выходили на улицу покурить, поговорить эмоционально, то возникали претензии соседей, жителей окрестных домов.
И поэтому здание, которые мы сейчас знаем как клуб «Под интегралом», где висит памятная доска Галичу, — здание столовой на проспекте Лаврентьева, бывшем проспекте Науки, — максимально подошло под молодёжные цели.
У нас в архиве есть, по сути, техзадание, которое молодые учёные написали Лаврентьеву, где было указано, какое здание им нужно: далеко от жилых кварталов, отдельно стоящее. И у нас есть документ, где Лаврентьев говорит: выделить, выдать, подписать, дать денег на ремонт.
В «красную столовую» — за неимением ресторанов и кафе, в которых собирались бы сейчас, — пришли люди, которым было интересно создать клуб. Были выбраны лидеры. К сожалению, нет сценария или стенограммы, что именно там происходило, на той первой встрече. Хотя вопрос хороший, и я постараюсь найти людей, которые там были, и расспросить их.
Евгений Ларин: Есть над чем поработать!
Анастасия Близнюк: Каждая такая встреча, конечно, порождает потребность в дальнейших глубоких исследованиях.
Евгений Ларин: Давайте поговорим об основателях клуба. На вашем сайте есть замечательный документальный фильм, посвящённый клубу и начинающийся с песни Кукина: «Странные люди заполнили весь этот город: мысли у них поперёк и слова поперёк». Вот эти люди с мыслями поперёк, видимо, и были основателями клуба «Под интегралом». Расскажите немного о «министре странных дел» — вашем отце Германе Петровиче Безносове. Он был одним из тех, кто стоял у основ клуба.
Анастасия Близнюк: Да, он стоял у истоков. Конечно, о папе мне говорить приятнее и важнее всего! Я вообще всю свою деятельность посвящаю памяти папы и его друзей. Конечно, это была команда единомышленников. Очень важно говорить о том, как всё было задумано.
Я принесла с собой устав клуба, сочинённый папой. Этот устав настолько релевантен, как сейчас сказали бы, любому современному молодёжному движению, что его можно брать как есть и использовать на построение любой молодёжной активности.
В клубе был бессменный президент — Анатолий Бурштейн. С ним было примерно 15 отцов-основателей, которые назывались «ядром». Также было примерно 100 активных участников, которые назывались «плазмой», их список у нас тоже есть. У каждого из них был членский билет.
Прав у них было меньше, чем у «ядра», но у них были четыре обязанности, которые они должны были выполнять. Например, сделать в течение трёх месяцев хотя бы одно полезное для клуба дело. Все остальные были «питательной средой». Это были люди, которые приезжали по билетикам на танцы, на концерты, на интересные дискуссии.
Папа был одним из «министров». «Министры» были лидерами клубов. Папа был молодым учёным, приехавшим после окончания Томского политеха. Он был такой не один, у него была команда выпускников, они ездили в Томск встречаться со своими, обменивались инициативами Академгородка и Томска. Папа работал в институте автоматики.
Считалось, что в этом институте были самые яркие культурные события — Новый год, 8 марта. Сначала папа их организовывал там. Поэтому, конечно, его заметили Бурштейн и его коллеги — Григорий Яблонский, Валерий Меньшиков, которые тоже были «министрами» и «премьер-министрами». Они все собрались и стали «ядром», которое двигало весь клуб.
Фото: Ростислав Нетисов, nsknews.info
Евгений Ларин: А что за «странные дела» такие?
Анастасия Близнюк: Конечно, это была игра слов. Парафраз на министра иностранных дел. «Странный» — «иностранный». Папа сам себе придумал такое название, он был склонен к эпатажу, к оригинальности. Отвечал за креатив, придумывал названия, сценарии.
Евгений Ларин: А ещё однажды стал «Мисс Интеграл»!
Анастасия Близнюк: Это, наверное, самая известная история, которую знают многие жители Новосибирска. В краеведческом музее есть стенд, посвящённый этому событию. Это тоже была смелость, отчасти вольность, потому что провести конкурс «Мисс СССР» в советское время было невозможно.
Евгений Ларин: Конкурсов красоты вообще не было ещё, это было что-то буржуазное.
Анастасия Близнюк: Это было нечто отрицаемое советской действительностью. Собственно, поэтому папа и был вынужден стать первой красавицей — опасались, что девушки, научные сотрудницы, просто не рискнуть себя так позиционировать. Это же нужно было выйти на сцену, выглядеть и подавать себя соответствующим образом.
Решили сначала застрельщиком сделать даже не папу, а другого переодетого в женскую одежду мужчину. Это должен был быть танцор труппы нашего театра оперы и балета — к сожалению, мы не знаем, кому именно это было предложено.
Приехала только Флора Кайдани, прима нашей балетной труппы. Прима загримировала папу — есть фото, где она наносит ему макияж. Поскольку не приехал балерун, папа был вынужден переодеться в «красавицу». То, что он станет первым, было, конечно, полной неожиданностью.
Евгений Ларин: Я читал, что его не узнали даже самые близкие люди. Как такое было возможно?!
Анастасия Близнюк: Для меня это тоже загадка. Я понимаю, что его можно было не узнать, когда он стоял где-то вдалеке на сцене либо в полутьме. Но его не узнал близкий друг Анатолий Бурштейн, который танцевал с ним медленный танец, — это было одним из условий конкурса! Бурштейн возглавлял жюри этого мероприятия, и по условиям нужно было танцевать с победительницей. И Бурштейн лично клятвенно заверял меня, что он папу не узнал.
Очевидцы утверждали, что, когда включился свет, папа снял парик, и Бурштейн, поняв, что это его друг Герман, побежал его бить за такое публичное оскорбление. Момент, конечно, пикантный, но тогда это всё было очень логично — на экраны вышел фильм «В джазе только девушки», он был популярен, и все понимали, в чём здесь шутка.
Евгений Ларин: Хорошо, это известная история. Но, наверное, были истории, о которых знали только люди приближённые?
Анастасия Близнюк: У нас сохранилась насыщенная программа, подробный список событий, которые происходили в клубе. За всё, что там происходило, головой и репутацией отвечал Бурштейн — перед партией, комсомолом, КГБ и сибирским отделением Академии наук.
Вот, например, читаем, что была дискуссия о будущем молодёжных клубов. Нет стенограммы, не сохранились воспоминания, так что, возможно, она была «проходная». Вот мы видим, что обсуждали скульптуру Архимеда, которую придумал Яблонский, — это было 30 октября 1965 года. Затея была близка к тому, чтобы её осуществить. Это должен был быть камень — «Дайте мне точку опоры, и я переверну Землю!» То есть это должна была быть не фигура Архимеда, а точка опоры.
Ещё мы видим дату, когда приезжала съёмочная группа Би-би-си. В интернете, в том числе и у нас на сайте, этот фильм с русскими субтитрами есть, и мы знаем, в какой день его снимали.
Но, наверное, самая непубличная, но интересная история — это история о том, как в 1967 году в Академгородке проходили лекции сексолога. Только представьте себе, что женщины вслух задавали очень деликатные вопросы в переполненном зале дома культуры «Академия»! Это было беспрецедентно!
Евгений Ларин: Такая смелость, конечно.
Анастасия Близнюк: Это пример того, что можно было всё! Действительно всё.
Евгений Ларин: Ну, всё или не всё, мы сейчас разберёмся! Насколько я понял, «Под интегралом» — это был не один клуб по интересам, а некая ассоциация клубов разных направлений?
Анастасия Близнюк: Совершенно верно, это был клуб клубов. Его называли созвездием клубов.
Анастасия Близнюк и Евгений Ларин. Фото: Ростислав Нетисов, nsknews.info
Евгений Ларин: И я прочитал, что у клуба даже была собственная яхта!
Анастасия Близнюк: Не собственная. Они арендовали даже не яхту, а скорее катер. И прошли по Оби под флагом «Интеграла» — папа сам сшил этот флаг — в августе 1967 года. Это называлось «красный рейс» — об этом тоже очень мало информации.
Если заниматься глубоко этой темой — а мы это и делаем, — то это был если не первый, то очень яркий пример популяризации науки. Учёным предлагалось сесть на этот катер и пойти в продолжительный рейс, который длился с 15 августа по 2 сентября. Они двигались по Оби по Новосибирской области, заходили в деревни, говорили о науке и культуре, показывали моду, устраивали спортивные мероприятия для сельских жителей.
Евгений Ларин: Агитбригада!
Анастасия Близнюк: Именно! Но не только культурная, а в первую очередь научная. Вы не поверите, но у нас есть толстенная папка с материалами, по сути, кастинга людей, которые готовы были брать за свой счёт отпуск и вместо отдыха или поездки куда-то на юг — работать, читать лекции.
Меня потрясает, насколько люди были широко развиты во всех отношениях. Например, человек пишет, что, дескать, я могу прочитать лекцию по своей специальности, организовать футбольный матч между командами учёных и сельских жителей, ещё я, конечно, играю на гитаре и пою, могу организовать сам из себя концерт, а ещё я фельдшер, пойду проведу обследование детей. Человек реально мог всё! Это показательно для той эпохи.
Евгений Ларин: Анатолий Бурштейн в интервью изданию Аcadem.info говорил, что в клубе регулярно проходили обсуждения наболевших острых вопросов общества: «Совершенно открыто высказывались любые мнения безо всякой цензуры». Я не понимаю, как можно было в Советском Союзе существовать безо всякой цензуры. Пусть бы даже и во время так называемой хрущёвской оттепели.
Анастасия Близнюк: Конечно, трудно сказать, где проходила грань дозволенного. Это требует сбора детальной информации. Бурштейн в интервью говорит, что он понимал, что стукачи присутствовали везде. Но они были, по сути, своими. Он даже понимал, кто из них кто, и считал, что пусть уж лучше это будут свои.
Есть свидетельства, что во время каких-то очень серьёзных разговоров они так внимательно на Бурштейна смотрели и выходили. И тогда что-то можно было обсуждать. Потом эти люди возвращались обратно, и обсуждения прекращались. Таким образом, Бурштейн соблюдал меру того, что можно было донести.
Евгений Ларин: Балансировали на очень тонкой грани!
Анастасия Близнюк: Это касалось обсуждения вещей, связанных с генетикой, например, с генетикой близнецов, которой занимался Михаил Давидович Голубовский с Раисой Львовной Берг. Это касалось также обсуждения тем пленума ЦК КПСС — там тоже нужно соблюдать меру критики и согласия с политикой партии и правительства. В документах мы встречаем моменты, когда кого-то просят выйти, а кого-то остаться.
Евгений Ларин: В итоге, видимо, любовь к свободным высказываниям и привела к тому, что клуб оказался закрытым. Как именно и когда это произошло, мы сейчас попытаемся разобраться, — до того, как состоялся известный, или даже «печально» известный, фестиваль авторской песни, или после него.
Давайте расскажем об этом фестивале. Кто его придумал и зачем? Это был просто фестиваль бардовской песни или это было целенаправленное протестное высказывание, завуалированное или открытое?
Анастасия Близнюк: Конечно, говорить о том, что это была провокация, неправильно. Хотя такие версии тоже есть. Версий же всегда много. Даже те, кто стоял у истоков, трактуют события со своей точки зрения.
Здесь важна предыстория. Фестиваль планировали провести на полгода раньше, он был назначен на ноябрь 1967 года. У нас в архивах есть так называемая «раздатка» — уже были напечатаны листовки «Песня 1967». Но это был год юбилея революции, так что проведение фестиваля было невозможно. Было дано указание отмечать идеологически выверенное событие.
А предыстория такая — об этом хорошо пишет Валерий Меньшиков, он был «министром песни». Они с социологом Юрием Карповым, который тоже активно участвовал в бардовском движении, летом 1967 года поехали в Петушки — те самые, известные нам по Веничке Ерофееву, — на первый семинар бардовского движения.
По примеру федерации спорта была создана федерация бардовской песни, её президентом был выбран Сергей Чесноков. И для того, чтобы проиллюстрировать то, что федерация создана, нужно было организовать фестиваль, который назначили на ноябрь 1967 года. Но в итоге проводить фестиваль осенью не разрешили, его перенесли на март 1968 года. Никаких диссидентских актов там, конечно, не планировалось.
Евгений Ларин: Кто занимался организацией, приглашал авторов? Там же много было известных имён!
Анастасия Близнюк: Их было бы больше, если бы фестиваль прошёл в 1967 году. Люди планировали свой приезд в Академгородок. Идея Меньшикова и Карпова провести фестиваль не в Москве и не в Питере, а в молодом Академгородке встретила интерес, поскольку это было место максимально открытое для всего нового, для культурных инноваций, как бы мы сейчас сказали.
Например, не приехал уже запрещённый на тот момент Ким — его уже ограничивали в высказываниях. Не приехал Визбор — с ним отдельная история: он себя ставил выше и не был уверен, что готов петь, как он говорил, «на закуску академикам». Не приехал, кстати, Никитин, которого часто упоминают среди участников фестиваля, — его там не было.
Из тех, кто на тот момент был известен, приехал Кукин — он был тогда самым ярким исполнителем. Были известны Валентин Глазанов, Владимир Бережков, который недавно также был в Новосибирске. Очень ярко выступил Сергей Чесноков. Было 27 участников из девяти городов.
Если смотреть на список, то участников не так много. Кто-то из них уже имел историю в бардовском движении, кто-то только начинал, как, например, Александр Дольский. Это уже позже мы его хорошо знали как матёрого барда, а тогда он был начинающим автором-исполнителем.
Евгений Ларин: Но приехал и произвёл наибольший фурор Александр Галич. И многие говорят, я об этом слышал неоднократно, что именно выступление Галича вызвало наибольшее недовольство властей.
Анастасия Близнюк: Конечно!
Евгений Ларин: Но, насколько я понимаю, Галич в 1968 году запрёщенным ещё не был. Запретили позже.
Анастасия Близнюк: Конечно, хочется понимать этот момент, когда он стал запрещённым.
Фото: Ростислав Нетисов, nsknews.info
Евгений Ларин: Неужели это произошло в Академгородке? С этого всё и началось?
Анастасия Близнюк: Дело в том, что есть разные версии. Сначала мы уверенно говорили, что Галич до выступления в Доме учёных никогда не выходил на большую сцену.
Евгений Ларин: Да, это был его первый публичный концерт — об этом так и пишут.
Анастасия Близнюк: Об этом пишут часто. Но! Недавно в Москве мы встречались с историками авторской песни и выяснили, что Галич пел в сборных концертах. Есть такое мнение. Звёздный выход Галича в Академгородке окончательно определил его статус диссидента.
Евгений Ларин: На том фестивале он вроде даже не один концерт дал?
Анастасия Близнюк: Конечно. Вообще это был конкурс. Люди выступали в разных аудиториях. Сохранилось расписание концертов. Они проходили в доме культуры «Академия», в Доме учёных, в институтах, в общежитиях — в зависимости от степени весомости.
А то, что называют единственным на фестивале концертом Галича, — это было одно отделение, которое ему дали под все его песни, потому что до этого он спел три песни в рамках конкурса. Они-то, собственно, и вызвали бурную реакцию — это были самые острые песни, самые бескомпромиссные.
Евгений Ларин: Что же такого он спел, сказал — что стало красной тряпкой для властей?
Анастасия Близнюк: Это были три его песни: «Памяти Пастернака», «Баллада о прибавочной стоимости» с критикой экономической ситуации и «Мы похоронены где-то под Нарвой» — неоднозначная реакция на жертвы, трагедии и победу в Великой Отечественной войне. Эти песни стали катализатором.
Евгений Ларин: Из известного уже нам доноса Павлова в ЦК КПСС, который я прочитал в начале нашей беседы: «Как уже сообщалось ЦК КПСС, по инициативе бывшего руководства клуба в Академгородке в марте 1968 года проведён фестиваль самодеятельной песни с участием Галича (и других), в песнях которых содержалась клевета на советских людей и нашу действительность. У значительной части зрителей эти выступления вызвали нездоровый ажиотаж...»
Так вот, нездоровый ажиотаж как раз был, по-моему, не у значительной части зрителей, а у другой их части.
Анастасия Близнюк: Да, у властей. Но, конечно, ажиотаж был у всех. Для меня очень ценно, когда нам дают интервью люди, которые были очень молодыми, ещё школьниками. И они говорят, что тогда они, может быть, далеко не всё понимали из текстов песен, но атмосфера в Академгородке во время фестиваля была настольно особенной, что родители школьников знали, что их нужно туда привести, посадить в зал, чтобы они потом об этом вспоминали. Это было явление. Нам сейчас трудно представить, что какой-то фестиваль был явлением вселенского масштаба. Это можно понять только по эмоциям свидетелей тех событий.
Евгений Ларин: И всё-таки, что стало причиной того, что клуб «Под интегралом» попал в опалу и был закрыт? Фестиваль бардовской песни или что-то другое? Из интервью Анатолия Бурштейна, которое я уже упоминал, можно сделать вывод, что к началу фестиваля клуб уже был закрыт — после того, как кто-то во время дискуссии позволил себе критику советской власти, сказал, что он голосует против коммунистической партии. Вот это было — всё.
Анастасия Близнюк: Причин было несколько. Конечно, Бурштейн имеет максимальное право делать выводы, потому что он нёс за всё ответственность. Но несколько событий совпали по времени. Это в том числе и «Письмо 46», которое было подписано и вышло за пределы страны.
У нас есть копия небольшой заметки из газеты «Нью-Йорк Таймс» о том, что 46 учёных сибирского отделения в Академгородке подписали письмо в защиту гласности, против закрытых процессов в отношении четверых диссидентов — Галанскова, Гинзбурга, Добровольского и Лашковой, которые вели протоколы и наблюдали за делом Даниэля и Синявского. Дело было на слуху, а этих четверых не знает почти никто.
И тем более мало знают о 46 ученых, которые подписали письмо. Моя мама, Светлана Рожнова, тоже была среди этих 46 подписантов. Из-за этого её карьера сильно пострадала. В рамках этих процессов — и двух, и четырёх — были и так называемые надписанты.
Подписанты — это 46 учёных, а надписанты — это студенты, которые писали лозунги за свободу на доме культуры «Академия». Совпало несколько событий. Свобода в Академгородке была запредельная, зашкаливающая. Выходом Галича, возможно, даже просто воспользовались, чтобы закрутить гайки.
Евгений Ларин: Хрущёвская оттепель закончилась вместе с Хрущевым?
Анастасия Близнюк: Она закончилась в Москве с уходом Хрущева. У нас некоторые время звучали отголоски — мы далеко от столиц. «Дальше Сибири не сошлют» — это один из лозунгов прообраза Монстрации в 1967 году. Это ярко показывает, что здесь можно было дольше, больше, активнее, безопаснее. Но все рамки и границы были нарушены.
Евгений Ларин: А действительно Галича встречали с плакатом «Поэты, вас ждёт Сибирь!»?
Анастасия Близнюк: Да, есть фотография, где папа стоит в аэропорту с таким плакатом. Кстати, большое спасибо Владимиру Давыдову за уникальный фотоархив.
Анастасия Близнюк. Фото: Ростислав Нетисов, nsknews.info
Евгений Ларин: Как происходило закрытие клуба? Пришли люди в форме или в гражданском, всех выгнали и повесили на дверь амбарный замок?
Анастасия Близнюк: Нет! Так закрылся комитет комсомола, это есть в воспоминаниях. А клуб ведь не был в известном смысле клубом, он собирался в помещении столовой. Столовая продолжила работать. Закрыта была деятельность клуба — перестали проводить мероприятия.
Есть любопытный момент. К чему легче всего придраться, когда что-то закрывают? К финансовой деятельности. А тут даже к этому не смогли придраться. У Дины Бурковской — это моя любимая крёстная, — которая вела бухгалтерию, сошлось всё до двух копеек на марку для конверта. У нас в архиве есть вся финансовая отчётность. Не придраться.
Евгений Ларин: Последовал ли какой-то ответ от студенчества, преподавателей? Посмел ли кто-то что-либо сказать?
Анастасия Близнюк: Ответ был скорее в поддержку. Если мы посмотрим на историю клуба в крупных штрихах, то он просто передал эстафету университетскому молодёжному движению. Последователем клуба «Под интегралом» считается клуб физиков «Квант». Туда перешли все идеи и вся деятельность. Потом был клуб математиков «Контора братьев Дивановых».
А молодые учёные — не такие уж и молодые — ушли в семью, в науку. Потому что, к примеру, Бурштейн даже не мог защититься, пока в течение пяти лет он головой отвечал за клуб. Да и люди просто устали, это было трудно — нести за всё ответственность. Нужно было уже передохнуть. Вся волна ушла к студенчеству. В последнее время в клуб включились студенты, поэтому это была естественная передача наследия.
Евгений Ларин: Давайте посмотрим на деятельность клуба уже с высоты нашего времени. Как бы вы оценили клуб с позиций сегодняшнего дня? Возможно, с точки зрения истории, клуб и нужно было создать для того, чтобы потом закрыть его и он стал знаменем той эпохи.
Анастасия Близнюк: Сейчас оценку этому нужно делать, нужно об этом говорить в том числе с научной точки зрения. Есть человек, которому мы благодарны, — это Михаил Самуилович Качан. Он написал 21 книжку воспоминаний про 1960-е годы. Его наследники недавно переиздали эти воспоминания одним томом. Всем рекомендую читать. Это наш учебник, наш справочник.
У молодого Академгородка, который был придуман Лаврентьевым как анклав, кампус, закрытый с точки зрения самодостаточности, должен был быть свой молодёжный клуб. Поэтому он был естественен. Он сыграл очень большую роль, создав атмосферу свободы, смелости, креативности и в науке, и в культуре, и в коммуникациях, — я говорю правильными, умными современными словами. Это было и детище, и родитель того, что мы до сих пор ощущаем. Вот почему я занимаюсь музеем Академгородка.
Это не значит, что я ретроградка, которая сидит на старье. Там были потрясающие практики, которые нужно изучать, брать их в настоящее и в будущее. Мы — недоизученное явление. Мы не исследованы. Это не просто старые архивные материалы. Это мощнейшая база, которую можно брать в сегодняшний день. Да, другие реалии, другие финансовые отношения, люди стали другими. Но уникальные правила игры свободных, интеллектуальных, креативных людей и явлений можно приложить к нашей современности и к будущему.
Смотрите также
Евгений Ларин: А клуб «Под интегралом» существует и сегодня? Ведь его воссоздали или, по крайней мере, пытались воссоздать?
Анастасия Близнюк: Была попытка 40 лет спустя, папы уже не было. Собрались энтузиасты, мэтры — Игорь Сидоренко, Володя Дуда, Олег Матузов, новосибирские и московские барды — и перезапустили «Под интегралом». Думали, что продолжение возможно. Финансовые механизмы не дали возможности продолжать, потому что должно быть место.
Такое место сейчас — это наша квартира-музей, где интегрируются люди, судьбы, архивы, вещи. Пространство важно. Другого клуба как здания нет. И нет общественной организации. Мы называем наше общество «Интеграл 2.0» — так мы обыграли «Академгородок 2.0». Сейчас мы отчасти выполняем функции прежнего клуба «Под интегралом».
#Однажды в Новосибирске #Городская история #Городская волна #История #Отдых #Молодежь #Мода #Культура
