29 мая на радио «Городская волна» (101,4 FM) прозвучал очередной выпуск «Вечернего разговора об истории Новосибирска». В гостях в студии побывали основатель проекта «Дорогами Гражданской войны. Сибирь» Александр Мироненко и сотрудник Музея Новосибирска Константин Голодяев. «Новосибирские новости» публикуют полную расшифровку программы.
Взгляд назад. Исторический календарь
25 мая 1925 года Президиум ВЦИК утвердил постановление об образовании Сибирского края с центром в Ново-Николаевске. В Сибкрай вошли Омская, Ново-Николаевская, Алтайская, Томская, Енисейская губернии, а также автономная область Ойротия, то есть Горный Алтай.
29 мая 1906 года благотворительное общество «Ясли» открыло первый приют для маленьких беспризорников — как было сказано, «для постоянного призрения беспризорных детей обоего пола и для дневного ухода за малыми детьми матерей, выходящих из дому на подённую работу». В приюте могло находиться до 120 ребятишек. Там имелось налаженное хозяйство для трудового воспитания детей, их летнего отдыха и для обеспечения их собственными продуктами. Приют располагался в специально построенном здании на улице Болдыревской, ныне Октябрьской. До наших дней здание не сохранилось.
29 мая 1957 года состоялась дегустация изделий Новосибирской шоколадной фабрики имени Героев Сталинграда. Было представлено 36 сортов конфет. Среди новинок — шоколадные медали с изображением оперного театра и новосибирского вокзала.
30 мая 1990 года в Новосибирске был организован Институт систем информатики Сибирского отделения Академии наук СССР.
31 мая 1940 года из Новосибирска в Москву отправился скоростной пассажирский самолёт ПС-84. На борту кроме экипажа находился 21 пассажир. Расстояние преодолели за 12 часов 25 минут. Этот рейс положил начало регулярному пассажирскому сообщению между Новосибирском и Москвой. Рейсы совершались через день.
Однажды в Новосибирске. За 30 копеек: гуси-лебеди, «Педро» и другие элементы сладкой жизни
30 мая 1981 года на набережной Оби открылся «Луна-парк» — чехословацкий парк аттракционов. Это был уже седьмой сезон его работы в Новосибирске, но вот на набережной он появился впервые. До этого с 1975 по 1980 годы «Луна-парк» работал в районе ДК Октябрьской революции в Железнодорожном районе.
Но именно на набережной «Луна-парк» запомнился новосибирцам больше всего. Там аттракционы работали каждое лето вплоть до конца 1980-х годов. «Луна-парк» находился там же, где и сегодня есть парк аттракционов, в той части набережной, которая ближе к Речному вокзалу и гостинице.
Там было небольшое колесо обозрения, сумасшедшие американские горки, комната, или даже пещера, страха, качели, карусели и, конечно, всеми любимые «Лебеди». Все они были белыми, а один из них был чёрным. Но попасть на него было непросто — из желающих выстраивалась очередь.
Однако «Луна-парк» был удовольствием не из дешёвых. Если кому доставался от родителей рубль на развлечения, то его хватало на три аттракциона и на метро: проезд в подземке стоил пять копеек, а все аттракционы — по 30.
Уйти из «Луна-парка» с пустыми руками было почти невозможно. Всегда можно было покидать кольца или шарики в лунки и выиграть какую-нибудь невероятную пустяковину: колечки со стекляшкой на манер драгоценного камня, от которых девочки приходили в полный восторг, пупсов и многое.
Пределом мечтаний были большие мягкие игрушки, жвачка «Педро», квадратные конфетки «Холодок», порошковый растворимый напиток неопределённого кисло-сладкого вкуса и ещё огромное количество дешёвых безделушек — всё это было как с другой планеты.
Но для советских граждан, как детей, так и взрослых, этот парк был редчайшей возможностью приобщиться к западноевропейской потребительской культуре, и это было на грани фантастики.
Было — не было. Партизан, каратель, предатель, герой
Гости в студии «Городской волны» — основатель проекта «Дорогами Гражданской войны. Сибирь» Александр Мироненко и сотрудник Музея Новосибирска Константин Голодяев.
Евгений Ларин: В ночь с 25 на 26 мая 1918 года в Ново-Николаевске произошёл контрреволюционный переворот. Мятежники свергли в городе ещё молодую неокрепшую советскую власть, захватили Совет народных депутатов. А после, спустя несколько дней, были убиты большевистские руководители, главные люди города.
Об этих событиях 1918 года мы говорили уже неоднократно, но многие факты всё ещё остаются не до конца выясненными. Более того, недавно обнаружились новые факты и вскрылись некоторые дополнительные обстоятельства, которые ещё требуют осмысления.
Константин Артёмович, с вами мы знакомы давно, мы часто встречаемся в студии «Городской волны», обсуждали много интересных тем. А вы, Саша, судя по всему, самый юный краевед из всех, что когда-либо бывали в этой студии. Прежде чем мы перейдём к сути вопроса и станем обсуждать заявленную тему, расскажите, как вы познакомились и стали заниматься темой, которая интересна вам обоим?
Константин Голодяев: Я давно знаю сашиного отца, Илью. Пару лет назад я был на Канском фестивале в Красноярском крае. Возвращаясь, в Красноярске я встретился с Ильёй, они с Сашей были там по семейным генеалогическим делам. Тогда Саша меня поразил своим упорством, стремлением, тем, с каким упоением он мне рассказывал о своих исследованиях в архиве Красноярского края, которые он проводил по своей семье.
Потом, когда в Новосибирске образовывался областной Союз краеведов, я пригласил туда Сашу, он сразу выступил. В первый же день. Там сидят солидные дяденьки и тётеньки — он выступает, задаёт острые вопросы, предлагает организовать молодёжную секцию. Тогда он учился в восьмом классе, сейчас — в десятом, практически закончил. И потом пошло.
В прошлом году Саша выиграл Цыплаковские краеведческие чтения, два раза подряд выиграл Тихомировские чтения. Он основал проект «Дорогами Гражданской войны. Сибирь», в прошлом году получил президентский грант на свои дальнейшие исследования, занимается историей Гражданской войны от самых её истоков до послевоенного периода, составил карту памятников Гражданской войны в Сибири и ещё много чего!
Работа, которую Саша вёл по Окуневу — это в основном его исследование. Я там только что-то причёсывал, переделывал некоторые абзацы, убирал голословные утверждения, требовал ссылки на источники, то есть просто выступал научным руководителем.
Евгений Ларин: Сегодня мы детально разберёмся, к чему привели эти исследования. А чтобы нам было проще, давайте для начала освежим в памяти события мая 1918 года в Ново-Николаевске.
Александр Мироненко: Несмотря на то, что мы говорим о Ново-Николаевске, начать, наверное, стоит с Челябинска. Там в середине мая 1918 года началась эскалация конфликта между красными и чехословаками, в дальнейшем — белыми. Это привело к тому, что 25 мая в 11 часов вечера Лев Давидович Троцкий выпускает свою известную телеграмму от Пензы до Омска о разоружении солдат чехословацкого корпуса.
Но Лев Давидович не знает, что тем же вечером в Ново-Николаевске уже проходит совещание антибольшевистского центра в номере отеля «Метрополитен», в котором проживает жена очень известного полководца, политика Гришина-Алмазова, Мария Александровна Гришина. Участниками собрания стали небезызвестный Радола Гайда, капитан Травин, поручик Лукин, представитель от эсеров Фомин, а также господин Линдберг.
Евгений Ларин: Кто все эти люди?
Александр Мироненко: Радола Гайда — Рудольф Гейдель — в дальнейшем будет возглавлять чехословацкий корпус. 25 мая он только вернулся из Челябинска, из контрреволюционного штаба, и получил назначение, по сути, на должность командующего группой войск, которая будет сформирована после переворота и пойдёт на сближение с войсками Войцеховского из Челябинска.
Евгений Ларин: Войцеховский — это белый военачальник?
Александр Мироненко: Да, он был чехом и после Гражданской войны продолжил свою службу в войсках Чехословакии. Личность известная. Господа Травин и Лукин — это офицеры 41-го Сибирского стрелкового полка, Нил Валериянович Фомин — это представитель от эсеров, член «Закупсбыта», Михаил Яковлевич Линдберг — это член Временного Сибирского правительства.
Константин Голодяев: Это белогвардейское подполье в Ново-Николаевске. Когда говорят об этом перевороте, обычно говорят, что его сделали чехи. Нет! Чехи были только боевой силой.
Евгений Ларин: То есть они стали инструментом в руках подпольщиков?
Константин Голодяев: Да. А так там было очень много белогвардейцев.
Александр Мироненко: Получилась некая консолидация интервентов, как их позже назовут, в лице чехов, белого офицерства из классического образа, имеющегося у нас сейчас, и эсеров, как бы это ни было странно — социалистов-революционеров.
Евгений Ларин: А чехи уже стояли по всему Транссибу. Получилось, что выход приказа Троцкого совпал с подготовкой мятежа?
Александр Мироненко: Да. Чехи стояли по всему Транссибу. 25 мая, ещё до начала совещания в Ново-Николаевске, Радола Гайда посылает телеграмму в Мариинск, где стояли белые части, и к 12 часам в ночь с 25 на 26 мая Мариинск уже был захвачен. В час ночи начался переворот в Ново-Николаевске.
Евгений Ларин: Полетела в воздух сигнальная ракета.
Александр Мироненко: Да, и люди с бело-зелёными повязками пошли в наступление.
Евгений Ларин: Если вкратце, то дальше произошёл захват здания, которое мы сегодня знаем как театр «Красный факел». Кто и по какому поводу там заседал?
Константин Голодяев: Этот дом назывался Домом революции, в тот вечер там заседал ново-николаевский Совет депутатов, практически вся его верхушка, они решали какие-то вопросы. Я встречал источник, который утверждает, что после заседания всё перешло в «пикничок».
Евгений Ларин: Решили хорошенько залакировать всё это дело!
Константин Голодяев: Да, их за этим занятием как раз легко и взяли. Может, подгадали, знали, конечно, что заседания там проходили практически каждый день и задерживались там глубоко за полночь. Это вообще давняя большевистская традиция, ещё с подпольных времён.
Евгений Ларин: Фамилию Окунева я никогда не встречал ни среди заговорщиков, ни среди большевиков. Как вы вышли на эту фамилию, как поняли, что она как-то связана с переворотом мая 1918 года?
Константин Голодяев: Когда я занимался своим исследованием, посвящённым селу Кривощёково, я первый раз увидел эту фамилию. В 1919 году, когда красные взяли Ново-Николаевск, газета «Советская Сибирь» опубликовала небольшую заметочку, в которой говорилось, что белогвардейский полковник, командир егерского батальона, вместе со своим подразделением перешёл на сторону красных, что они пытались спасти от подрыва мост через Обь, но это не получилось.
В дальнейшем сашино расследование с использованием документов Государственного архива Российской Федерации эту тему раскрыло. Оказалось, что и в Государственном архиве Новосибирской области есть целая папка — дело полковника Окунева.
Евгений Ларин: Что известно об Окуневе к настоящему времени?
Александр Мироненко: Постараюсь рассказать максимально кратко, потому что биография полковника Окунева у нас заняла больше 40 страниц. Григорий Иванович Окунев родился в Витебской губернии в 1884 году. В дальнейшем он стал кадровым офицером. Он закончил Виленское юнкерское училище, попал в 29-й Восточно-Сибирский, затем просто Сибирский стрелковый полк.
Кстати, он был сослуживцем Щетинкина, известного в Сибири красного партизана. Окуневу даже довелось однажды арестовать Щетинкина за небольшую дисциплинарную провинность на фронте. Когда Щетинкин получал свои Георгиевские кресты, Окунев получал кресты Ордена Святой Анны 3-й и 2-й степеней, Ордена Святого Станислава 3-й и 2-й степеней. Первой степени ни Анны, ни Станислава он так и не получил.
Евгений Ларин: А что было более престижно — Георгий или Анна?
Александр Мироненко: Георгиевский крест — это награда для нижних чинов, а Орден Святой Анны, несмотря на то, что среди орденов не самая почётная награда, всё же престижнее Георгиевского креста.
Господин Окунев прошёл всю Первую мировую войну от начала до конца. Примерно половину войны он прошёл, будучи адъютантом полка, он вёл всю документацию 29-го Сибирского стрелкового полка. Потом на три месяца он возглавил пеший партизанский отряд, ему из штаба дивизии выделяли деньги на формирование партизанского отряда
Константин Голодяев: Уточним, что это был партизанский отряд царской армии, которая воевала против немцев.
Александр Мироненко: В этой ситуации партизаны — это не то, что мы знаем из учебников о Великой Отечественной войне. Партизанский отряд в годы Первой мировой войны — это, по сути, некий отряд особого назначения, который на некоторое время забрасывался в тыл и устраивал там хаос.
Евгений Ларин: Диверсанты!
Александр Мироненко: Да, диверсанты — это правильное слово в этой ситуации. Февральскую революцию 1917 года Григорий Иванович Окунев встретил в составе полка уже в чине капитана. Февральская революция в полку прошла, как бы это ни было странно, очень мирно, спокойно. После октября 1917 года Григорий Иванович ушёл в отставку и уехал в Ачинск к жене.
Константин Голодяев: Он приехал к жене, а она в это время в Москве училась на курсах. У него не было дохода, и он жил на средства тёщи. Он пытался в Ачинске устроиться на работу и даже просил помочь ему в этом Щетинкина, тот тоже в то время был там. Щетинкин тоже не смог его устроить в уголовный розыск. Тогда Окунев принимает решение уехать в Ново-Николаевск — в большой город.
Он приезжает и находит здесь работу телеграфиста на телефонной станции, начинает работать, и вот тут случается 25 мая, когда к власти приходят эсеры и белочехи — их можно по-разному называть. И здесь Окунев тоже находит своё место. Он сразу приходит к коменданту, и его, зная обо всех его заслугах, назначают помощником коменданта.
Евгений Ларин: То есть Окунев не был непосредственным участником переворота, не штурмовал Дом революции и никого ни на что не подбивал?
Константин Голодяев: Нет, ничего такого он не делал. Он становится, можно сказать, чиновником, помощником коменданта города. Причём ему сразу дали звание подполковника.
Евгений Ларин: Это произошло сразу после того, как произошёл мятеж?
Александр Мироненко: Окунев приехал в Ново-Николаевск незадолго до мятежа. В самом перевороте, как мы уже сказали, не участвовал. Что произошло потом — версии разнятся. Сам Окунев говорит, что он на мобилизационный пункт не являлся, а его призвали.
Евгений Ларин: Тут, надо понимать, начались аресты большевиков. Вот эту работу должны были выполнять комендант и его помощник?
Константин Голодяев: Да. В частности, Окунев её и выполнял. В одном из документов зафиксировано, что он «с первых же дней принял деятельное участие» и «вместе с офицерами Степанищевым и Комаровым арестовал товарища Серебренникова». Того самого.
Евгений Ларин: Давайте уточним, кого, где и как арестовывали, при каких обстоятельствах. Это же были не только те пять человек, которых мы знаем по могилам в сквере Героев Революции?
Константин Голодяев: Там их было, конечно, гораздо больше. Те, кого арестовали в Доме революции, то есть в нынешнем театре «Красный факел» — это члены ново-николаевского исполкома Петухов, Полковников, Шварц, Якушев, Полуэктов. Там же и содержали под стражей. Через пару дней их перевели в арестный дом на улице Барнаульской, дом этот до сих пор сохранился, это памятник истории — Щетинкина, 62. Остальные пока ещё не были арестованы.
Евгений Ларин: А остальных потом нужно было найти?
Константин Голодяев: Это произошло очень быстро, им не дали разбежаться. Только Горбань уехал. Но он был отстранён ещё при большевиках. В начале 1918 года он руководил ЧК, и за излишнее рвение его немножко отстранили от власти.
Он пытался уехать в Тайгу, но в Болотном его арестовали, вернули и посадили в тот же дом на Барнаульской. Всего к 4 июня там сидело порядка 40 человек большевиков. Меньшую часть взяли в Доме революции, остальных забрали по домам в основном.
Евгений Ларин: Это были известные люди — знали, кого брать?
Константин Голодяев: Конечно. К тому же у населения злость на этих людей. Я думаю, не обошлось без того, что горожане просто показывали, кто где находится.
Евгений Ларин: А как вообще население относилось к красным, к белым? Горожанам, обычным людям, по большому счёту на цвет должно было быть наплевать.
Константин Голодяев: Красные полностью взяли власть в Ново-Николаевске в конце декабря 1917 года. Если в Петрограде это произошло в октябре, то у нас — в конце декабря. И в начале января 1918 года пролилась первая гражданская кровь, когда начали давить на местное население, разгонять торговцев, начались аресты.
Горожане сразу переменили отношение к красной власти на резко отрицательное. Поэтому переворот 25-26 мая прошёл очень легко, люди утром проснулись и узнали, что красной власти в городе нет. Власть эсеров пришлась в городе ко двору. Ново-Николаевск был мещанским городом, а эсеры — это мещане, это народная власть. Горожане их поддержали.
Евгений Ларин: То есть сдали большевиков. А пятерых большевистских руководителей, которых мы знаем, тоже сдали? Как их нашли, как определили, что это именно они?
Александр Мироненко: Они были как минимум просто известными личностями. Александр Иосифович Петухов был председателем революционного трибунала, заместителем председателя уездного исполкома, одним из вышестоящих чиновников местной советской власти.
Константин Голодяев: Их всех знали в лицо. Медийные личности, как бы сейчас сказали.
Евгений Ларин: И их решили попросту шлёпнуть?
Константин Голодяев: Вот здесь я не уверен на 100% — что их решили шлёпнуть. Официально это был перевод из арестного дома в другое тюремное помещение. Проскальзывала версия, что это была личная месть одного из офицеров и самоуправство, но доказательств этому я нигде не видел.
Евгений Ларин: Как звучит наиболее правдоподобная версия того, что произошло?
Константин Голодяев: Шварц — тот самый большевик, который был в этой обойме, но только шёл вторым эшелоном. Он прожил долгую жизнь, воевал в Великую Отечественную и умер в глубокой старости. Описывал это в своих воспоминаниях. Я думаю, что этим воспоминаниям можно доверять, хотя, конечно, ко всем мемуарам нужно очень осторожно относиться.
Шварц пишет, что примерно минут через 15 офицер скомандовал выходить и остальным, то есть той группе, которая шла вторым эшелоном и в которой шёл сам Шварц. Арестованных там было 31 человек. Известно, что начальником конвоя был поручик Степанищев, также среди конвойных упоминается некий офицер Соколовский.
«Конвоирующих было человек сто — конные, пешие и на велосипедах». Заметьте! «Когда мы спускались к речке Каменке, впереди послышались выстрелы и взрыв гранаты. Один из конвоирующих нас офицеров куда-то побежал и по возвращении сообщил, что стреляли по убегающим. Вскоре мы узнали, что расстреляли наших товарищей — „пятёрку“». Тех самых. Очень обстоятельное описание.
В других документах российского архива написано, что, когда первая группа перешла мост через Каменку, ей было предложено передохнуть, сесть покурить, и тогда в эту группу кто-то бросил бомбу, она взорвалась. Люди были ранены, но начали убегать. Четверых застрелили при попытке к бегству, а Шмурыгина казаки загнали и закололи штыками.
Александр Мироненко: Эту версию подтверждает и сам Шварц. Приведённый отрывок — это отрывок из его воспоминаний из издания «Воспоминания о революционном Ново-Николаевске». В Государственном архиве Новосибирской области есть неизданные воспоминания Шварца. Там он тоже подробно рассказывает, что, когда была брошена бомба, раздался взрыв, четверых почти сразу убили — как только они подскочили и начали убегать.
Шмурыгин был ранен, начал подниматься вверх по склону в сторону военного городка, размахивая руками и указывая на то, что его нужно присоединить к другому конвою в 31 человека. Но его догнали, закололи штыками, и на этом судьба Шмурыгина была окончена.
Очень сложно судить о том, было ли это убийство запланировано изначально. В более поздних воспоминаниях — 1930-40-х годов — советских деятелей проскальзывает информация о том, что за день-два до перевода ходил слух, что их планируют убить. Но не было конкретной информации, где, когда и кого.
Я помню, что один из советских деятелей обвинял пришедшую власть эсеров в том, что они бездействовали. Мол, они пообещали, что представители советской власти будут как минимум живы, осуждены и только по приговору суда, может быть, казнены. Но, несмотря на то что большевики были предупреждены, всё равно такая ситуация произошла.
Евгений Ларин: Но убийство, если это было убийство, всё-таки повесили на Окунева. Почему? Никто же против него не свидетельствовал?
Константин Голодяев: Он возглавлял первый конвой. Тот конвой, в котором случилась трагедия. Это раз. Во-вторых, повесить-то на него сначала повесили, но всё равно в обвинение ему это зачтено не было.
Александр Мироненко: Важно то, что основные пункты обвинения товарища Окунева — это участие в карательных операциях, точнее, ведение этих карательных операций на посту главы отдельного егерского батальона на территории Алтайского края. Обвинения, скажем прямо, тяжёлые.
Евгений Ларин: К расследованию мы ещё вернёмся. До того, как за Окунева взялся советский суд, он успел послужить ещё и в Красной армии. Как так вышло, что белый офицер царской армии, ещё и с такой подмоченной репутацией, стал красноармейцем?
Константин Голодяев: Это обычное дело, потому что в Красную армию брали много военных спецов из Белой гвардии. Военный спец всё равно им остаётся, какого бы цвета он ни был, и при определённых условиях он может эффективно работать.
Окунев быстро выехал из города в Омск, в штаб армии. Там он достаточно быстро получил назначение в 1-ю Красную уральскую армию. Он уехал оттуда, где знают его и все его грязные дела, и стал белым и пушистым.
Евгений Ларин: Красным и пушистым!
Константин Голодяев: Да! Он служил у Будённого. Причём не просто шашкой махал, а был начальником штаба 19-й кавалерийской дивизии, имел награждение от имени реввоенсовета Красной армии почётной революционной грамотой за ревностную службу. От лица ВЦИК ему подарили серебряные часы за самоотверженную работу на благо революции и преданность рабоче-крестьянской власти. Белому карателю такие часы!
Евгений Ларин: Когда это произошло?
Константин Голодяев: Это уже 1920 год. Факт: Окунев даже в Красной армии успел проколоться и подмочить ещё и репутацию красноармейца. Когда на Украине они гоняли Махно, в районе Павлограда, 109-й полк, в котором служил Окунев, по приказу командира 55-й бригады Кузнецова должен был напасть и разгромить махновский отряд, который возглавлял некто Фома Мирный.
Полк должен был выступить незамедлительно, без остановки на ночлег — дойти до деревни и начать бой. Но Окунев вразрез приказам начальства настоял на том, что полк устал, ему нужно отдохнуть, остаться на ночлег в одной из деревень, и не уведомил об этом комбрига Кузнецова. Но полк не смог переночевать спокойно. Ночью банда Мирного совершила налёт, и этот полк, отрезанный от основных сил, понёс огромные потери.
На Окунева было заведено следственное дело о предательстве уже Красной армии и красной идеи. Но вскоре 19-ю дивизию расформировали, и дело было закрыто. Окунев снова уезжает в Ачинск, как и после Первой мировой войны, к семье, в отпуск.
Александр Мироненко: Действительно, как мы уже сказали, газета «Советская Сибирь» в одном из номеров написала, что господин полковник Окунев был назначен человеком, обороняющим наш железнодорожный мост через Обь. Он поспешил спасти мост, но не успел всего на полчаса и сдался со своим егерским батальоном, хотя на тот момент уже был сформирован егерский полк, а не батальон.
Что было на самом деле? Господин Окунев не принимал участие в обороне нашего железнодорожного моста.
Константин Голодяев: Да и города!
Александр Мироненко: Даже скажем немного больше. Окунев планировал успеть к мятежу полковника Ивакина, командира 2-го Барабинского полка, на тот момент командира всей 1-й Сибирской стрелковой дивизии.
Евгений Ларин: Об этом эпизоде мы тоже говорили в одном из выпусков нашей программы, но думаю, что сейчас нужно напомнить, что это был за мятеж Ивакина.
Александр Мироненко: Мятеж господина полковника Ивакина — это в первую очередь мятеж 2-го Барабинского полка, пролоббированный эсерами, направленный против власти адмирала Колчака.
Константин Голодяев: Эсеры делают второй переворот! Первый они сделали в мае 1918 года, в декабре 1919 года они хотят сделать второй переворот.
Александр Мироненко: Эсеры против всех. Это произошло 6 декабря 1919 года. В ночь с 6 на 7 декабря 2-й Барабинский полк поднимается, захватывает телефон, телеграф, берёт под контроль военный городок. В мятеже также участвовали некоторые солдаты из других воинских подразделений, в том числе из 1-го Ново-Николаевского полка.
Они доходят до вокзала, захватывают даже вокзал, ограждают вагон господина Войцеховского, командующего 2-й армией, но подоспевают солдаты 5-й польской дивизии под командованием Казимира Юрьевича Румши. Восстание жестоко подавлено. Часть барабинцев убита на месте, часть помещена в тюрьму на улице Александровской.
Судьба полковника Ивакина не до конца известна. Существует три версии. Он либо был расстрелян, либо погиб при побеге, либо покончил с собой. Последнее предположение — это версия наших коллег из Ново-Николаевского военно-исторического клуба.
Евгений Ларин: И ко всему этому безобразию хотел примкнуть Окунев?
Александр Мироненко: Да. В своих показаниях он так и пишет, что он спешил со своим полком успеть к мятежу Ивакина. Они стояли в 15 верстах южнее Ново-Николаевска. Окунев даже выехал в город для того, чтобы общаться с Ивакиным. Он заночевал у бывшего комиссара Пославского, а тот ему рассказал, что мятеж Ивакина уже случился и был жестоко подавлен.
Евгений Ларин: Что ж так не везёт!
Константин Голодяев: Интернета не было.
Евгений Ларин: Но вот прошло почти десять лет, и советская власть плотно взялась за Окунева.
Константин Голодяев: Да, в 1927 году. После Гражданской войны Окунев работал в Одессе преподавателем в пехотной школе. В Одессе его взяли, доставили в Барнаул. Я думаю, что это те самые алтайские партизаны, которых он пачками расстреливал по суду и без суда.
Евгений Ларин: Каким-то образом они его где-то вспомнили?
Константин Голодяев: Да! Может быть, это было десятилетие событий Октябрьской революции, может, в связи с чем-то другим. Алтайские партизаны до конца судебного процесса были категорически настроены.
Евгений Ларин: Что ему предъявили?
Александр Мироненко: Как я уже упомянул ранее, основным пунктом обвинения стало участие в карательных операциях на территории нынешнего Павловского и Шелаболихинского районов Алтайского края. При проведении исследований мы обращались к районным музеям, там нашлись даже воспоминания касательно этих событий.
Например, крестьянин села Павловского Моисеев собрал целую инициативную группу на момент суда над Окуневым. В годы Гражданской войны Моисеев на коленях умолял Окунева, чтобы тот не расстреливал его сына, но Окунев сказал, что партизанам пощады нет, и сын был расстрелян.
Евгений Ларин: Карательная операция — это метод устрашения? Какие цели преследовали эти операции?
Александр Мироненко: Карательная операция — это реакция тогдашней белой власти на поднятие того или иного партизанского восстания. Стоит отметить, что далеко не всегда эти восстания были в пользу советской власти. Имели место быть анархистские настроения.
Константин Голодяев: И просто бандитские.
Александр Мироненко: Проблема карательной операции в том, что под горячую руку попадали не только непосредственные участники мятежа или бунта, но и местное население — в рамках акции террора или запугивания. Сгорали деревни, подвергались расстрелам и поркам невинные.
В Павловском районе имела место быть ситуация, когда господин Окунев расстрелял крестьянина, который помогал партизанам копать окоп рядом с деревней. Казалось бы, не самая серьёзная провинность, но — смертный приговор.
Евгений Ларин: Это всё суд признал, но не признал убийство пяти большевиков в Ново-Николаевске в 1918 году?
Константин Голодяев: Да. С судом произошла удивительная история. Суд проходил в центре Новосибирска, в доме на углу улицы Каинской и Красного проспекта, этот дом до сих пор существует. С Окунева была снята часть обвинений. В частности, не доказана была его вина в расстреле нашей пятёрки большевиков.
Но карательные операции с особым пристрастием — так и написано — были зачтены. Они были основным пунктом приговора: высшая мера социальной защиты — расстрел. С полной конфискацией имущества. Но здесь происходит что-то странное. Наш краевой суд сразу же подаёт ходатайство о замене расстрела и исключении из приговора конфискации. Как будто какие-то внешние силы вступились, как бы сейчас сказали — какой-то олигарх вмешался! Получалось примерно то же самое.
С чего бы! Ужасные деяния налицо, алтайские партизаны стоят стеной категорически против смягчения приговора. Прошение нашего суда рассматривают в Москве. Жена Окунева пишет телеграммы и письма в оправдание Окунева и просит его не расстреливать. Более того, нарком по военным делам Ворошилов тоже ходатайствует.
Евгений Ларин: Он тоже был против расстрела?
Константин Голодяев: Да, он был против расстрела! Легендарный командарм Будённый держит дело на особом контроле: как можно обвинять его сослуживца, Григория Ивановича, в таких деяниях! В результате расстрел всё-таки заменяют десятью годами лишения свободы со строгой изоляцией, но без конфискации имущества — сколько же у него имущества было, что за него так боролись?! — и с поражением в правах на пять лет. А дальше судьба Окунева теряется.
Евгений Ларин: Но он всё-таки сел?
Константин Голодяев: Мы не знаем, сел ли он и куда он сел.
Александр Мироненко: Ему зачли год, который он провел под следствием, то есть он сел в тюрьму на девять лет. Говоря о жене Окунева Марии, я поражаюсь. Во время процесса, который вёл ВЦИК, она была в Москве. Она специально поехала в Москву, чтобы следить за тем, как будет проходить дело её мужа. В какой-то момент она даже написала во ВЦИК, что у неё кончились средства к существованию, и она отправляется домой, просит известить её о том, чем кончится дело.
Евгений Ларин: Хочется всё-таки понять, убивал Окунев наших знаменитых большевиков, памятники и могилы которых можно увидеть в сквере Героев Революции, или не убивал — что ближе к истине?
Константин Голодяев: Как говорилось в одном из фильмов: науке это неизвестно. Документов об этом пока нет, нет доказательств того или другого варианта. Это позволяет делать выводы по всей работе, которую мы с Сашей провели, что нет ничего однозначного.
Очень много убивали красных партизан, но нигде не убивали белых. Нет ни одного памятника ни белым, ни каким-то другим. Убивали только красных, остальных не убивали. Общественное мнение сложилось однозначно в пользу Красной армии и её действий. Мемуары лгут с обеих сторон. Читаешь белые мемуары — видно, что натянуто. Читаешь красные мемуары — просто не верится.
Хотя мемуары Шварца, которые я приводил, похожи на правду, описание достаточно повествовательное. Газеты лгут. Множество документов находится не в Новосибирске, а в Москве или даже за рубежом. Увидеть и прочитать их достаточно трудно, затратно с финансовой точки зрения.
Но тем не менее новые документы открываются, потому что везде есть хорошие люди, которые помогут, что-то найдут, откроют. Мы с Сашей стараемся публиковать эти документы, не вымарывая какие-то слова, цифры и номера страниц. Мы не скрываем эти документы, распечатываем их, раздаём людям.
У нас прошло две общественных встречи, одна — в Музее Новосибирска, другая — в библиотеке. Алтайская карательная часть скоро будет опубликована в барнаульском журнале «Педагогическое образование на Алтае». Две научные конференции, которые были запланированы в Новосибирске на весну, перенесены на осень, там этот вопрос будет рассматриваться. У Саши уже появились новые данные и об Окуневе, и об этом деле. Уже проклюнулись его челябинские карательные операции. Думаю, что Саша будет грызть науку дальше.
Евгений Ларин: Одной из задач госархива, которым ещё Вегман руководил, был сбор документов, в том числе и Белой армии. Каким-то образом они сохранились? Что-то из тех времён вам удалось подержать в руках?
Александр Мироненко: По Белой армии сохранилось мало. Большинство материалов по Белой армии, которые сегодня есть в нашем архиве — это копии стенограмм, приказов, телеграмм, телефонных звонков. Оригиналов по Белой армии реально немного. В свою очередь, оригиналов по Красной армии достаточно много. Но большинство таковых хранится в Центральном государственном военно-историческом архиве и в Российском государственном военном архиве в Москве.
У нас туда планировалась поездка в июне, но таковая уже, по всей видимости, не состоится, будет перенесена. Я думаю, нам ещё предстоит поработать с оригиналами касательно боевых действий в нашей области, участия Окунева в операциях на Украине в составе 1-й армии, того инцидента с махновцами — это входило в мои планы, но пока всё затягивается в связи с эпидемиологической обстановкой.
Евгений Ларин: Чтобы поставить яркую точку в нашей сегодняшней беседе, давайте кратко подведём главные промежуточные результаты исследования, к которым удалось прийти на сегодняшний день.
Александр Мироненко: Если мы говорим о личности Григория Ивановича Окунева, то у нас достаточно чётко прослеживается его дореволюционный период жизни. Благодаря трудам наших московских коллег, в частности, Александра Борисовича Крылова, с которым я очень тесно общаюсь, чётко прослеживается боевой путь Окунева в годы Первой мировой войны.
Мы относительно хорошо знаем его период жизни, связанный с карательными операциями, примерное число погибших в ходе этих карательных операций, обстоятельства, при которых они проходили. Мы достаточно чётко знаем промежуток его жизни в 1920-е, когда он преподавал в одесской школе. Но, к сожалению, нам ничего не известно о том, чем кончилась его жизнь — куда он попал, и вышел ли он из тюрьмы. Эта работа ведётся сейчас. Предстоит писать в Москву, на Лубянку, 2.
Константин Голодяев: Нигде в списках репрессированных его нет. После суда человек просто пропал.
Евгений Ларин: Это означает, что у нас впереди ещё много открытий.
#Однажды в Новосибирске #Городская история #Городская волна #Армия #Общество #История