14 августа на радио «Городская волна» (101.4 FM) прозвучал очередной выпуск «Вечернего разговора об истории Новосибирска». В гостях в студии побывала старший научный сотрудник Новосибирского государственного краеведческого музея Наталья Минина. «Новосибирские новости» публикуют полную расшифровку программы.
Стелу «Город трудовой доблести» установят на площади Калинина. Такой выбор сделали новосибирцы из трёх предложенных вариантов во время голосования. Из 50 предложений мест для установки памятной стелы, которые поступили в Музей Новосибирска, архитекторы и эксперты определили три наиболее подходящих локации: площадь Лунинцев, площадь на пересечении проспекта Дзержинского и улицы Кошурникова возле станции метро «Берёзовая роща» и площадь Калинина.
Голосование на муниципальном портале проходило с 7 по 12 августа. Площадь Лунинцев выбрали 19% участников голосования, за «Берёзовую рощу» проголосовали 33%, и почти половина опрошенных — 48% — отдала свои голоса за площадь Калинина. Теперь выбранный горожанами вариант рассмотрит оргкомитет «Победа», который и примет окончательное решение о месте установки памятной стелы. С её внешним видом пока не определились.
Площадь Калинина была оформлена как площадь только в 1950-е годы. Во время войны это место было востребовано как транспортный узел. В 1941 году по трамвайным путям на улице Дуси Ковальчук с железнодорожной станции подвозили оборудование эвакуированных в Новосибирск промышленных предприятий.
Это завод №69 Наркомата вооружений (приборостроительный завод им. Ленина), НИИ №617 с опытным заводом (НПО «Восток») и завод №211 «Светлана» (НЭВЗ-Союз), к которому подвели узкоколейную железную дорогу.
Взгляд назад. Исторический календарь
10 августа 1943 года состоялась церемония передачи подводной лодки «Новосибирский комсомолец» морякам Северного военно-морского флота.
10 августа 1943 года в бою под Смоленском погиб новосибирский поэт Борис Богатков.
10 августа 1957 года указом Верховного Совета РСФСР Кагановический район Новосибирска переименован в Железнодорожный.
13 августа 1944 года из состава Новосибирской области выделили северные районы, которые вошли во вновь образованную Томскую область. Одновременно в Новосибирскую область включили районы, которые выделили из состава Алтайского края — Андреевский, Веселовский, Карасукский и Краснозёрский.
11 августа 1929 года начало работать Новосибирское бюро погоды.
13 августа 1960 года сдан 500-метровый автомобильный мост через Новосибирскую ГЭС и плотину.
Однажды в Новосибирске. Первый хроникёр
15 августа 1908 года бывший цирковой артист и администратор Федот Фадеевич Махотин открыл первый в Сибири стационарный кинотеатр, обустроив его в приспособленном для этого складе на Базарной площади — сейчас это часть сквера перед театром оперы и балета. Там Махотин поставил киноаппарат, который купил в 1896 году на Всемирной Нижегородской выставке у французской фирмы «Люмьер», разделил деревянный барак на кассовый и зрительный залы — так в городе появился электротеатр «Синематограф Ф. Ф. Махотина».
И в последующие дни в зал набивалось значительно больше нормы, люди добровольно уплотнялись, соглашались постоять — ни теснота, ни духота никого не смущали. Фильмы сопровождались музыкой — вальсами и польками.
Это были фильмы «Смерть Иоанна Грозного», «Воскресенье», «Дама с собачкой», «Макбет», «Мазепа», «Отелло», а также запрещённый цензурой к показу фильм о капитуляции Порт-Артура, за который Махотину даже пригрозили наказанием.
В 1909 году Махотин расширил арендуемый участок, а вместе и с ним и кинотеатр. Так, зрительный зал был увеличен до 200 с лишним мест, появились наклонный пол, удобная нумерация мест в зале, телефон, освещение, фойе с буфетом и отдельная пристройка под проектор. Позже Махотин установил второй проектор, чтобы показывать длинные фильмы без пауз между частями.
В первый год существования кинотеатра Махотина конкурентов у него не было. В 1910 году в городе уже работало несколько кинотеатров: «Москва», «Гигант», «Заря», «Модерн». Кино крутили в залах Железнодорожного и Коммерческого клубов, в летних театрах садов «Альгамбра» и «Сосновка».
Махотин стремился внедрить у себя все новшества российского кинопроката, и публика ему не изменяла. Он продолжал совершенствовать кинотеатр, а потом стал снимать и собственные картины. Первую из них — «Виды Ново-Николаевска» — Махотин показал публике 1 февраля 1913 года. Это был огромный успех. С 1914 года киновыпуски Махотина стали регулярной хроникой — первой в истории нашего города.
Было — не было. Век познания Сибири
Гость в студии «Городской волны» — старший научный сотрудник краеведческого музея Наталья Минина.
Евгений Ларин: Сто лет назад, в августе 1920 года, в Ново-Николаевске был основан музей, который мы сегодня знаем как краеведческий. Что произошло за эти 100 лет с музеем, с городом и с нами — об истории краеведческого музея сегодня мы будем говорить в нашей главной рубрике.
Столетие краеведческого музея отсылает нас в 1920 год — а это, как в песне о «Зелёном фургоне», которую я люблю иногда вспоминать, «пора надежд, пора невзгод». 1920 год кажется не лучшим временем для создания краеведческого музея в Сибири. Только что закончилась Гражданская война, а по сути, кое-где ещё и не закончилась, и нужно было восстанавливать жизнь, возвращать её в нормальное русло.
В каких условиях создавался музей? Ново-Николаевск, конечно, не лежал в руинах и пепле, но как убирали с улиц горы закоченевших трупов, наверное, ещё не забыли? Музей в этих условиях пока кажется немного лишним элементом жизни. И всё же он создаётся.
Наталья Минина: Вопрос достаточно сложный, потому что здесь можно рассказать несколько разных историй. Во-первых, музей был нужен новой советской власти, потому что пропаганда сразу стояла на первом месте.
Евгений Ларин: Пропаганда советского государства?
Наталья Минина: В общем, да. И пропаганда, и просвещение людей с точки зрения науки. Вторая история — раньше первой. Дело в том, что создание музея — это идея, которая давно витала в Ново-Николаевске. Есть архивные документы, которые говорят о том, что ещё до революции были люди, которые мечтали о том, чтобы был музей. Как он будет называться — это уже другое дело.
Была такая общественная организация — Общество изучения Сибири и улучшения её быта. Это было общероссийское общество, а в Ново-Николаевске было отделение этого общества. В это общество входили в том числе люди, которые потом были работниками Центрального городского музея, или Центрального народного музея, как его ещё называли. В их числе был Григорий Иванович Жерновков.
До революции он был членом этого общества, потом он был председателем совета музея. Есть протоколы заседаний, которые говорят, что перед ними стояла задача сделать хотя бы несколько витрин, посвящённых истории, интересным книгам — тому, чем располагали сами члены этого общества.
Эти витрины они хотели поставить и, скорее всего, поставили в Городском торговом корпусе, в зале заседаний Думы, под хорами. Там был балкончик, сейчас его нет, но, когда была реставрация здания, мы нашли его следы. Там хотели поставить несколько витрин и книжный шкаф для литературы этого общества.
Но потом на создание полноценного музея томский губернатор не подписал своё положительное решение. Чем он руководствовался — непонятно. Потом началась Первая мировая война. Но тем не менее общество было, люди были. У них, видимо, были какие-то собрания, коллекции. Всё это, как снежный ком, наворачивалось, а потом раскрылось.
Можно создать какое-либо общество, можно открыть библиотеку — принёс свои книжки, вот тебе и общественная библиотека. Но музей нельзя создать на пустом месте. Нужно иметь предметы, какую-то коллекцию, чтобы открыть хотя бы одну выставку и этим открыть музей. А когда нет ничего, а есть только благая идея, на этом музей не строится. Вероятно, ещё до советской власти были какие-то собрания, потому что экспозицию музея невозможно сделать так быстро, даже за полгода.
Евгений Ларин: Но одно дело — до революции, а к 1920 году сменилась власть, обосновалась, сменились приоритеты, сместились акценты. Нужно было создавать новую идею музея. Но советское государство, я полагаю, ещё не накопило в Сибири такого количества ценностей, которые можно было бы показать. Что собирались выставлять в музее?
Наталья Минина: Хочется просто сказать: оно их отобрало. Кстати, в 1920 году, в начале июня, началось знаменитое Колыванское восстание. Я встречала заметки в газетах, таких как газета «Дело революции», которая издавалась в Ново-Николаевске.
Там указывалось, что некоторые предметы — ружья, пики восставших — потом попали в собрание музея. Они отражали историю, которая творилась на глазах у всех живущих. Восставшие крестьяне были названы варварами, якобы поддержавшими Колчака, но тем не менее.
Евгений Ларин: Как мне удалось выяснить из некоторых статей, которые можно найти в интернете, первые экспозиции нового музея были посвящены геологии и астрономии. Казалось бы, тут с популяризацией советских идей нет ничего общего. Какую роль отводило советское государство такому музею? Это не пики варваров, восставших против коммунистов!
Наталья Минина: Видимо, всё это шло от инициатора создания музея — были какие-то коллекции, например, геологическая. Потому что ещё с дореволюционных времён был большой интерес к тому, что собой представляет Сибирь, скажем, река Каменка. Общество изучения Сибири и улучшения её быта стремилось узнать больше, научно исследовать, например, глубины гранитной толщи под Ново-Николаевском, бурили колодцы. Изучали Каменку, глины и так далее. То же самое началось в 1920 году.
Евгений Ларин: Всё это должно было быть интересно трудящимся?
Наталья Минина: В середине 1920-х годов музей стали использовать как помощь в строительстве нового государства, новой экономики. Была большая недостача умных, грамотных людей с научным инженерным мышлением.
Музейщики в этом деле были большими помощниками. Они устраивали экспедиции и участвовали в них. Изучение края, своего региона имело прикладной характер, и это было видно сразу. Что такое вообще астрономия и геология? Это образование!
Евгений Ларин: Основателем музея называют Владимира Анзимирова.
Наталья Минина: Да, Владимир Александрович Анзимиров. Он был интересной фигурой. По образованию он биолог, но он был и журналистом, и общественным деятелем, разнообразным человеком универсального типа, который может всё.
Он уроженец Барнаула, дворянин. У него была бурная жизнь, к моменту появления музея ему уже было порядка 60 лет, это был человек уже с большим опытом. Самое интересное — то, что он большую часть своей жизни жил в Москве, даже был главным редактором газеты «Копейка». Это был человек, который не летал в космосе и не жил в своих мыслях. Это был рационалистически построенный человек, практик, который много чего умел, мог организовать своё дело.
Евгений Ларин: Музейный опыт у него тоже был.
Наталья Минина: По-моему, музейный тоже. Я не биограф Анзимирова. Я знаю точно, что он наш основатель. У нас в музее хранятся его доклады о сути музеев мироведения.
Евгений Ларин: Как его нашли и взяли сюда? Ведь его назначили, тогда же такая практика была? Это Вегман его назначил?
Наталья Минина: Нет, там был ещё на Вегман. Дело в том, что в 1920-х годах кого только не заносило в наш город. 99% сотрудников музея 1920-х годов — это были люди не здешние. Они были все приезжими. Здесь очень быстро формировался новый общесибирский государственный центр, в 1921 году сюда приехало Сиббюро — орган советской власти, который должен был эту власть насадить на просторах всей Сибири. Поэтому сюда приезжали разные люди.
Гражданская война ещё шла, здесь были её отголоски, людей мотало по всей стране как угодно. Поэтому нет ничего удивительного в том, что Анзимиров оказался здесь. Как я понимаю, именно он выступил инициатором создания музея. Было заседание отдела народного образования, и на этом заседании он выступил с докладом о том, что нужно сделать музей.
Евгений Ларин: То есть частная инициатива совпала с государственными интересами.
Наталья Минина: Вы же сами сказали, что в это время для советской власти главным было удержаться, какой тут музей?! Но вот появился человек, который понимал что-то в музейном деле, знал, что нужно делать, и у него были инициатива, умения, специальные качества. И власть поддержала его идею.
Сначала музей относился к ведомству народного просвещения. А людей нужно было просвещать, это была первейшая задача, кроме остальных жизненных задач, которые стояли перед государством. Сразу была создана лаборатория, где работали художники, они могли написать планшеты, соорудить экспонаты.
Мы экспонаты сейчас не создаём, а тогда из папье-маше что-то делали, например, было много антропологических манекенов, чтобы показывать, например, коренные народы, их одежду и прочее. Таким образом формировался музей. Сначала это был именно просветительный центр. В газетах даже писали, что в Ново-Николаевске появился новый «рассадник знаний».
Евгений Ларин: Но экспонаты ведь не только изготавливали сами, но и собирали?
Наталья Минина: Понятно, что были какие-то минералы — привезённые из России или собранные здесь. Второй директор музея — Максимилиан Алексеевич Кравков — был тоже геологом по образованию, поэтому геология, естественные науки у нас прижились довольно плотно. И сейчас у нас хорошая минералогическая коллекция.
Евгений Ларин: Как выглядит Максимилиан Кравков, мы знаем из кинохроники, он мелькает на кадрах, запечатлённых, если я не ошибаюсь, в 1924 году. Кто он?
Наталья Минина: Он был ссыльным. Его сослали в Сибирь, когда он был ещё студентом, до революции. Тогда многие испытывали неприязнь к самодержавию, и молодые люди часто были в душе эсерами. Кравков был именно таким. Хотя с годами, видимо, это всё прошло.
Если вспоминать Потанина, то он же тоже был сослан. Чем он занимался в ссылке? Изучением природы. Так же и Кравков. В Енисейском крае ему пригодились его знания, он занимался геологическим изучением этой местности. Потом, в начале 1920-х годов, он переехал в Ново-Николаевск. Он даже успел встроиться в систему колчаковской власти.
Во время Гражданской войны он был заведующим Нижнеудинским уездом. Советская власть его и привлекала потом как пособника Колчака. Но эта должность его была чисто хозяйственной, она не имела особого отношения к идеологии, к войне.
Многим, в том числе и сотрудникам музея, припоминали потом и происхождение, и участие в колчаковской армии, и поездки за границу. Это отдельная, очень большая история.
Кравкову в этом плане не повезло. Его привлекали, он трижды сидел в тюрьме, в СИЗО. Всё это, конечно, не закончилось хорошо. В итоге его расстреляли, но это уже был 1937 год. Его привлекали ещё и в 1933 году по делу Болдырева, был такой колчаковский министр. В этом плане, конечно, в музее было очень беспокойно.
Евгений Ларин: А это не тот Болдырев, который имел отношение к Кабинету Его Императорского Величества? Василий Ксенофонтович?
Наталья Минина: Нет, Василий Ксенофонтович к тому времени уже был мёртв. А это был военный министр во времена Уфимской директории. Василий Георгиевич Болдырев. Он потом жил в Ново-Николаевске и даже участвовал в создании Советской сибирской энциклопедии, был автором многих статей, занимался географической экономикой. Его даже называли «профессор Болдырев».
Евгений Ларин: В цепочке реорганизаций музея было такое любопытное наименование — «музей производительных сил Сибирского края». Это тоже подвид краеведения?
Наталья Минина: 1920-е годы — это период, когда было общественное бурление, бурление мысли. Ещё не было понятно, в каком русле развиваться музею, в каких рамках, что это за музей. Было Общество изучения Сибири и её производительных сил. Одно время, когда это общество было создано, оно занималось изучением, пропагандой научного знания, но также и пропагандой советской власти.
Это был помощник советской власти в плане изучения природных ресурсов, потому что всё это нужно было для экономики — для строительства предприятий, заводов. Музей передали в лоно Общества изучения Сибири и её производительных сил. Одно время музей существовал почти без помощи государства, как на хозрасчёте.
Евгений Ларин: Государство всё же могло что-то от себя отчленить?
Наталья Минина: Музей постоянно в чём-то нуждался, с самого его основания. В 1922 году в «Советской Сибири» публикуются слёзные статьи о том, что музею не хватает зданий, денег, в музейном здании течёт крыша. Находился он тогда в бывшем доме купца Кагана. Это здание на улице Коммунистической, сейчас там центр «Авиценна».
Каган был известным хлеботорговцем, дом у него был довольно приличный, красивый, что-то в нём было от барокко. Там первое время находился музей. Все помещения там нуждались в ремонте, но денег не хватало. Государство могло бы помочь, но...
Евгений Ларин: ...давайте сами!
Наталья Минина: Да!
Евгений Ларин: Я думаю, что сейчас могу сказать за многих новосибирцев, но скажу за себя. Для меня с детства краеведческий музей — это огромный скелет мамонта, который встречал всех посетителей. Известно, что этот скелет появился в музее достаточно рано. Откуда он? Как это приобретение повлияло на музей и его работников?
Наталья Минина: Это очень интересный предмет. Возможно, осмысление того, чем мы владеем, пришло через многие годы. Матильду — как её назвали — нашли в предвоенное время, в 1940 году. История была совершенно обычная. Именно так делают палеонтологические находки — случайно.
Быстро вызвали музейщиков из Новосибирска, они приехали и начали копать. Копали несколько дней и выкопали полный скелет мамонта. Это была уникальная находка, потому что с неё начались научная палеонтология в нашем регионе. В Сибири это был первый мамонт, найденный полностью.
Евгений Ларин: Удивительно! Ведь не волны же его на берег вынесли, он там лежал всё время.
Наталья Минина: Ожидал своего часа.
Евгений Ларин: И вот детям понадобилась палка.
Наталья Минина: Выкопали бы рано или поздно. Кстати, почему Матильда? Однозначного ответа нет. Скорее всего, сначала была Мамонтильда — когда стало понятно, что это мамонтиха. Она достаточно мелкая. Вот сейчас мы приобрели огромного мамонта, которого назвали Самсоном, наверное, его многие видели. Он намного больше Матильды, она очень худенькая. Видимо, она не очень хорошо питалась.
Уже в наше время был проведён радиоуглеродный анализ, и достаточно точно определён её возраст — где-то 26-27 тысяч лет. Это уже конец ледникового периода. Такие находки позволяют более точно представлять себе прошлое. Почему мамонты вымерли? Потому что климат менялся. Они же должны были кушать, и зимой в том числе. А если у нас тут довольно влажный климат и падает много снега, то, естественно, никакие мамонты не выживут.
А наша Матильда, наверное, просто утонула в старице. Ледник таял, появлялись болотца, речки, и под тяжестью своего веса мамонт мог утонуть. У нас даже была небольшая экспедиция по следам этой мамонтихи. Наши сотрудники ездили в Вахрушево и нашли свидетелей, тех самых «ребятишек», которые её обнаружили. Среди них был человек, который сам всё видел, он говорил, дескать — ох, как она, наверное, кричала, когда тонула! Как будто сам это слышал!
Евгений Ларин: Какие ещё в музее хранятся предметы, к которым вы испытываете особый пиетет или которыми гордитесь?
Наталья Минина: Так как я работаю в экпозиционно-выставочном отделе, меня радуют предметы с историей, которые хорошо выглядят и которые можно взять и поставить — и будет круто! Например, сейчас у нас в 10-м зале, в том самом, где раньше был зал заседаний Городской Думы, на втором этаже, показана коллекция всем известного человека — Алексея Косыгина. Это тот самый председатель Совета министров, который в 1920-е годы жил в Ново-Николаевске.
Его дочь передала большую коллекцию личных вещей Косыгина — документов, подарков и так далее. У нас огромная коллекция. Мы просто её поставили — и у нас выставка! Хорошие, аттрактивные предметы, и человек известный. Так можно открыть некоторые страницы истории — что он здесь жил, чем занимался.
Как краевед и исследователь истории Ново-Николаевска я больше знаю наш фотофонд, в котором порядка 20-30 тысяч фотографий. Не только по Ново-Николаевску, по всем периодам. У нас очень много фотоальбомов. Ещё мы ценим наш фамильный фонд — предметы, которые передают нам простые горожане. Это личные вещи, которые отражают историю, документы. В фамильный фонд входят только документы и фотографии. Предметы и вещи идут в другие коллекции, потому что мы не можем хранить дерево вместе с фотографией. Так делать нельзя.
Евгений Ларин: До того как краеведческий музей оказался в Городском торговом корпусе — памятнике архитектуры, он несколько раз перемещался.
Наталья Минина: Где он только не был!
Евгений Ларин: В основном это исторические здания, которые сами по себе могут многое рассказать. Влияли ли они как-нибудь на музей — здания, в которых он располагался?
Наталья Минина: Музей — это предметы, хозяйство. Там должно быть сухо и светло. Второе здание, которое получил музей, после дома Кагана, был дом Маштакова. Сейчас это Красный проспект, 9, на углу Свердлова и Красного проспекта. Музей туда заезжал дважды: долго находился до войны и после войны снова въехал, в 1947 году.
И, наверно, немногие знают, что во время Великой Отечественной войны, несмотря на то, что у нас тут не было бомбёжки, наш музей сильно пострадал. Ему пришлось распрощаться со своим зданием, свернуть всю экспозицию. Некоторым сотрудникам пришлось уехать с лекциями куда-то далеко, некоторым — вообще поменять работу. А фонды музея же нужно было опечатать, запаковать — к тому времени фонды были уже большие, под 40 тысяч единиц. Сейчас, для сравнения, больше 270 тысяч.
Эти 40 тысяч предметов нужно было куда-то переместить. Они находились в том самом здании, которое приютило многие музеи — в оперном театре. Фонды краеведческого музея располагались там до окончания войны, но туда вошли не все предметы. Мебель, к примеру, находилась в других местах. И так получилось, что многие тысячи предметов были просто потеряны во время войны.
Евгений Ларин: Почему так вышло?
Наталья Минина: Нас радует только то, что ни на кого не было заведено уголовное дело. Никто не знает, как это произошло, документов нет. Но в 1947 году прошла сверка, и оказалось, что осталось всего лишь 13 с половиной тысяч предметов. Также много документации было утеряно. Война лишила музей и крова, и предметов.
Евгений Ларин: Ещё несколько слов хочется сказать о филиалах краеведческого музея, а именно о двух. Один из них — тот, что долгое время был известен как дом-музей Кирова. Это интересная история, потому что есть версия, что Кирова вообще никогда не было в Новосибирске.
Наталья Минина: С Кировым получается противоречивая история. Я пыталась в томском архиве ещё раз проверить документы, но документы по Кирову там какие-то очень странные. Такое ощущение, что это копии. Хотя в архиве обычно не делают машинописных копий. Сколько мы ни искали следы Кирова — мы их не нашли. Есть только воспоминания о том, что Киров здесь был. Стопроцентных доказательств того, что Киров жил в этом доме, нет.
Поэтому в 1990-е годы была проведена реэкспозиция, сменилась парадигма, в которой существует этот отдел. Его стали называть «Киров в Сибири». История такая: Киров отсидел в тюрьме в Томске, потом практически на нелегальном положении он ездил по сибирским городам, в том числе заезжал в Ново-Николаевск. В том доме точно жил как квартирант большевик Александр Петухов, которого потом расстреляли. Киров к нему мог заходить.
Это вообще музей истории революции. А что в советское время было важнее, чем история революции? Ничего. Этот домик покрасили, навели лоск. Кстати, жена Кирова потом передала его личные вещи, в том числе часы, которые остановились на том времени, когда он был убит, его ружьё — он был охотником. Но эти предметы к нашему городу не имеют никакого отношения.
Такой же музей был создан в Иркутске, там даже дом похож на наш. А наш дом — это дом извозчика Евсея Метлина. Это правдоподобная история, мы её знаем. Эта семья, к сожалению, полностью погибла, никого не осталось. Сын Евсея Метлина Александр учился в Томском университете и почему-то покончил жизнь самоубийством. В том доме мы сделали музей быта Ново-Николаевска. У нас ведь не было ни одного дома, ни одного интерьера, который бы показывал, как жили наши горожане. И мы решили это сделать.
Евгений Ларин: И есть ещё один филиал, который не похож ни на какой другой филиал краеведческого музея. Я говорю о Сузунском монетном дворе. Что там главное?
Наталья Минина: Главное — это, конечно, реальная история и то, как мы смогли развернуть эту историю, её показать. Нам это позволило сделать Сузун туристическим центром. Этот наш филиал работает именно как туристический центр. Приезжают люди на машинах, семьями, организованными группами, постоянно звонит телефон, записываются на экскурсии.
Жители Сузуна уже давно туда сходили и считают, что они всё знают, но приводят гостей, когда кто-то приезжает, особенно из-за границы. Настоящий туристический центр, потому что там очень хорошая, уникальная история. Это единственный монетный двор во всей Сибири. Это круто!
Оказывается, уже в 1920 году Сузуном интересовались первые музейщики. Так как они были приезжие, они писали о нём и делали ошибки. Например, они писали, что Сузунский монетный двор построен на месте выхода медной руды. На самом деле никакой руды там нет, её возили туда с Алтая по Оби.
Евгений Ларин: А что там осталось подлинного?
Наталья Минина: Что касается заводского комплекса и монетного двора, то, конечно, там подлинного не осталось ничего. Но есть очень много документов, много планов. И сам Сузун — это посёлок-музей, потому что там до сих пор сохранилась прямоугольная планировка, которая роднит его с Ново-Николаевском. Эти населённые пункты планировали одни и те же люди.
Сузун — это горнозаводской посёлок, который раньше так и назывался: «Завод Сузун». Так повелось, что в краеведческом музее много археологов. В 2010 году наши археологи туда поехали, провели раскопки на том месте, где когда-то давно стояли остатки заводских стен. Была проведена археологическая и исследовательская работа. Это позволило восстановить одно из зданий — медеплавильную фабрику.
Потом построили ещё один корпус — монетный двор. Его восстановили по чертежам, стилизованно, чтобы было похоже на старое здание. Ещё в Сузуне есть музей народной сибирской иконы. Это подлинное рубленое здание, церковно-приходская школа, которая была построена в 1905 году.
Собрание икон исторически связано в том числе с Сузуном, потому что в Сузуне были мастера, которые писали иконы. Это местная история, которая привлекательна, и она уже вышла на общероссийский уровень. Монетный двор — это государственное дело. Основательницей его в Сузуне считают Екатерину Вторую.
Евгений Ларин: Да и сибирская монета — звучит гордо!
Наталья Минина: Конечно, хотя её чеканили всего 14 лет, но тем не менее.
#Однажды в Новосибирске #Городская история #Городская волна #Дом в городе #Архитектура #Выставка #История #Общество