По данным 2ГИС, в Новосибирске насчитывается около 400 граффити. Есть любительские, но много и профессиональных. Ради чего художники берутся за роспись зданий, в чём особенности работы на большом формате, чем уличное искусство в Сибири отличается от европейского, какая настенная живопись нужна нашему городу, «Новосибирским новостям» рассказал представитель этого жанра Алексей Асеев.
«Идёте вы по дороге, вдруг — стена. Что с ней сделаете?» — это тест на отношение к препятствиям в жизни. Обойти и сломать — два самых популярных ответа. Нарисовать на стене — ответ редчайший. На практике рисуют единицы, но их работы помнят долго.
Надписи и изображения на стенах существовали в Новосибирске всегда, но сделанные баллончиками и несущие некий художественный посыл появились в 1990-е. Первые новосибирские граффити почти не уцелели: что-то выцвело, что-то закрасили. Сюжетное разнообразие и мастерство исполнения рисунков на стенах пришли вместе с фестивалями и конкурсами для граффити-райтеров.
«Графит науки» — благодаря этому конкурсу расцвели Академгородок и околовузовские территории. Фестиваль «Окрашено» разукрасил сам Новосибирск, а потом взялся за Шерегеш. Проект «Пеинт месседж» собирал в Новосибирске художников со всей России и из-за рубежа, «Граффити на улицах» зацепил трансформаторные будки, а «Около искусства» познакомил горожан с историей мировой живописи. Новосибирские граффити-райтеры не пощадили трамваи и троллейбусы. Этим летом работники музея «Галерея времени» пообещали заполнить рисунками молодых художников свой бетонный забор, и часть его действительно разрисовали на конкурсе «Время назад».
Алексею Асееву — 36. Он родом из Красноярска, там закончил архитектурный университет. Художник-график. Рисует на бумаге, холстах и стенах. Любимые персонажи — мультяшки и фирменные автомобили-буханки. У каждого свой характер и смысл.
Работы Алексея — на улицах по всей России. Он много работает на заказ, но больше любит работы «от себя». Считает: в них больше творчества. Вместе с топовыми российскими художниками Алексей несколько раз рисовал в Красноярске на фестивалях «Крась!» и «30 граней себя». Большая работа под названием «Эстетика» и сегодня украшает стену красноярского молодёжного центра. В Нижнем Новгороде на фестивале «Место» Алексей сделал длинную картину на здании школы авиамоделирования от завода ГАЗ. На ней ГАЗ-53, разлетевшийся на пиксели.
В Новосибирске художник отметился портретом девушки на трансформаторной будке у «Глобуса», стал одним из трёх авторов календаря «Электронного города»: вместе с Мариной Ягодой и Михаилом Маком рисовал времена года на щитах, а потом их фотографировали.
В 2018 году Алексей представлял Новосибирск в общероссийском проекте «Части стен». 70 самых известных уличных художников России рисовали на домах родных городов. Работа Алексея Асеева была в трёх частях. Первая — на гаражах за «Аурой»: «УАЗик» с буквой «А», а две картины в продолжение были выполнены на холстах. Также художник был участником фестивалей «Знаки», «Кубик фест», автором росписи на стенах и на кроссовках в рамках рекламных кампаний производителей кроссовок «Адидас» и «Вэнкс».
По прикидкам Алексея, работ на бумаге и холстах у него примерно столько же, сколько и на уличных стенах. Говорит, что у каждого формата — свои преимущества.
Елена Мухачёва: Алексей, у вас есть возможность сравнить. В чём плюсы и минусы уличного искусства с точки зрения художника?
Алексей Асеев: Каждый художник, когда берет в руки баллончик с краской и выходит на улицу, понимает, что работа может выцвести, стена — обвалиться, могут прийти люди с ведром краски и кисточкой и закрасить. Если работа стоит на улице 20 лет, то это очень здорово. Её видят очень много людей. Это возможность показать, что ты можешь. Зрители с улицы, возможно, никогда не пойдут в галерею, а на стене дома по дороге на работу обязательно увидят твою работу. Это искусство для людей. Галереей становится улица, зрителем — каждый прохожий.
Массовость против камерностии. У каждого художника есть свобода выбора. Но каждая работа для художника — как ребёнок. Творчество могу сравнить с родительством. Много общего. Ты любишь и те работы, что на стенах, и те, что на бумаге. Каждую хочется защитить.
Елена Мухачёва: Алексей, я видела эскизы на листах и их воплощение на стенах. Одна и та же картина на листе и картина на заборе совершенно по-разному воспринимаются. Но я зритель. А для художника какая специфика?
Алексей Асеев: В первую очередь — другой масштаб, во вторую — сама техника рисунка другая. Из краски в банках можно намешивать новые цвета, а краску из баллончиков не смешивают.
Есть сложность самого формата. В принципе, плита — это небольшой формат, но она уже в десятки раз больше листа бумаги. А дом пятиэтажный — на порядок больше, чем бетонная плита. Каждый раз художник должен приспособиться к новому формату, освоить этот холст нового размера. Вначале это непривычно, а потом все привыкают.
Елена Мухачёва: Как соблюсти пропорции при рисунке на большом формате?
Алексей Асеев: Тут два варианта: либо на глаз, как учат в художественной школе или университете. Разметил, отошёл, посмотрел издалека, снова переделал. Старый проверенный способ, но он, конечно, трудоёмкий. Либо современный способ: слил эскиз на флешку, взял проектор, дождался темноты, высветил проектором на стене свой рисунок и обвёл контуры. А потом уже при свете дня рисунок дорабатываешь, заливаешь цветом, делаешь цветовые градиенты.
В моей практике самым большим форматом был пятиэтажный дом. И у меня есть допуск промышленного альпиниста: мне нельзя свешиваться на верёвках, но и нет желания рисковать жизнью, если честно, а вот в люльке я могу работать. Приезжает автовышка, загружаешь в люльку краски и работаешь на стене.
Елена Мухачёва: Граффити и стрит-арт — это синонимы? Есть между ними разница?
Алексей Асеев: Вообще всё, что с баллончиками, у нас называют граффити. Но это просто люди не разбираются.
Граффити — это когда нелегально рисуешь на улице что-то связанное с хип-хоп-культурой: название команды или свой никнейм. Стрит-арт — тоже нелегальный рисунок на улице, но без привязки к хип-хопу и брейк-дансу. В стрит-арте идёт диалог с людьми на улице. У работы есть посыл, и он не завуалированный, чтобы прямо искусствовед нужен, который бы объяснил, что имел в виду художник. Посыл прямолинейный и понятный.
Согласится ли с этим зритель? Это приглашение к диалогу. Вот это стрит-арт.
А когда на конкурс присылают эскизы, художников приглашают рисовать и даже покупают краску, то это паблик-арт в чистом виде.
Интересные объекты этого вида искусства появляются именно тогда, когда появляются фестивали и спонсоры. Есть фестиваль «Стенография» в Екатеринбурге, фестиваль «Место» в Нижнем Новгороде. И это сегодня города-флагманы российского стрит-арта. Там появились художники, которые не просто балуются с баллончиками и пишут свои имена на стенах, а делают на них шикарные галерейные работы, которые уже могут комментировать искусствоведы. И уже из-за границы приезжают посмотреть, как рисуют эти мощные художники.
В Екатеринбурге есть художник-философ Илья Мозги. Последняя его работа на фестивале «Место» была на стене напротив школы: «Вселенная не будет разбираться, кто у кого списывал. Вселенная поставит оценку на двоих». Просто надпись. Или Тимофей Радя, он философский заканчивал, написал на фасаде: «Эй, ты! Люби меня». Стена любить заставляет, и никуда ты от неё не денешься. Вот это полностью концептуальные работы с минимумом красивостей.
Елена Мухачёва: Мне кажется, у нас в Новосибирске больше любят, чтобы красиво было. Маяк и парусник на стене, девушка с горностаем...
Алексей Асеев: Это правда. В Сибири и на Дальнем Востоке стрит-арт больше уходит в декоративность. У нас любят портреты, животных, причём фотореалистичных. Это тенденция: чем ближе к Москве, тем концептуальней, современней и абстрактней, чем дальше — тем декоративней и реалистичней.
Елена Мухачёва: А почему так?
Алексей Асеев: Потому что абстрактное искусство нужно понимать, тогда оно очень интересное, а если не понимаешь, то это полная фигня. У нас его не изучают. Даже в программах художественных школ и институтов история искусств заканчивается началом ХХ века. Тогда как раз любили пейзажи и портреты. А потом во всём мире началась эра современного искусства.
У нас нет центров современного искусства, где люди могли бы этот пробел восполнить. Нам кажется, что современное искусство — полный бред, оно плохое и неинтересное, потому что мы его не понимаем. В Красноярске есть КИЦ — культурно-исторический центр. Был бы такой в Новосибирске, жизнь была бы гораздо интереснее.
Я учился в архитектурном, нас всегда учили, что окружение влияет на человека. Не впрямую, но контекстно, исподволь. Живёт человек с детства в доме с классическими колоннами и гипсовыми львами — это одна картина мира. Ребёнок вырастает любителем классической музыки, литературы, театра. Растёт в серой хрущёвке с заплёванными подъездами, помойкой во дворе и граффити агрессивными на стене напротив окна, с черепами и тиграми — будет серым, скучным, временами депрессивным. Это не так, что увидел, и тебе стало плохо. А человек это впитывает, оно становится частью его натуры.
В Европе это приняли за аксиому, там кое-где нельзя строить дома выше пяти этажей, потому что на людей это психологически давит. И когда после Великой Отечественной войны Берлин поделили на западный и восточный, Советский Союз свою часть застроил дворцами и хрущёвками. После падения берлинской стены немцы все эти дворцы тихо снесли, потому что для человека это некомфортная среда.
Елена Мухачёва: Как вы думаете, какие сюжеты на стенах подошли бы Новосибирску, который такой, какой он есть — с хрущёвками, сталинками и современными домами, чтобы людям было комфортно? Зайчики? Котятки?
Алексей Асеев: Я в Новосибирск приехал десять лет назад из Красноярска. Я долгое время не мог понять, где в Новосибирске заканчивается центр. По Красноярску идёшь, в центре старые красивые деревянные дома, которым 100-200 лет, и ты понимаешь: это исторический центр. А в Новосибирске такого нет. Идёшь по главной улице, Красному проспекту, свернул во двор — и как будто ты на окраине. Или новосибирская история: стоит здание-Бэтмен, сверкает и переливается небоскрёб, а рядом — маленькая халупка деревянная, в которой бабушка-божий одуванчик живёт.
Но у вас другой ритм, метро, у вас очень стильная и модная молодёжь, есть совершенно потрясающие места, в которых меня как художника просто бомбит — так они мне нравятся.
Елена Мухачёва: Вы про оперный театр, часовню и иже с ними?
Алексей Асеев: Нет. Новосибирск шикарен в подворотнях, вентиляционных люках, есть удивительные совершенно места, куда вожу красноярцев показывать. Вот, например, двор гостиницы «Центральная», там открываешь двери — и шикарная вентиляция. Обалдеть! Там ни на что не похожая атмосфера.
Через дорогу от ГПНТБ есть дворик весь в граффити, очень вдохновляющее место. Я до Новосибирска рисовал мультяшек, а здесь пошла мрачная музыка пост-панк, рисовать стал постСССР.
На мой взгляд, Новосибирску нужен разный стрит-арт. Развитый. Я не урбанист, но, на мой взгляд, город довольно серый, ему бы добавить красок. Но это задача дизайна — помогать и делать лучше. А задача искусства — задавать вопросы, допустим: «Серый ли Новосибирск?» Рисуем на стене серый город и спрашиваем: «Это Новосибирск?» Искусство не говорит: «Надо разукрасить город». Оно задаёт вопрос. Люди отвечают и что-то делают. Стрит-арт — это про вопросы.
И для меня лично вопрос: граффити — это мода или это исконно человеческое искусство, которое началось с рисунков на стенах пещер, а теперь перекочевало на стены домов? Если это мода, то она уйдёт, если исконное искусство, то будет развиваться дальше.