{{news.content}}
{{news.date}}
{{news.section.name}}
2 августа на радио «Городская волна» (101.4 FM) прозвучал очередной выпуск «Разговора об истории Новосибирска». В гостях в студии побывала ведущий библиотекарь отдела краеведения Новосибирской государственной областной научной библиотеки Валерия Яковлева. Публикуем полную расшифровку программы.
Евгений Ларин: С мая этого года в отделе краеведения областной научной библиотеки проходит выставка, главным и, по сути, наверное, единственным экспонатом которой является один очень любопытный документ. Давайте начнём с пояснения, что это за документ и какова история его обретения. Как вы узнали о том, что он существует в природе, как на него вышли?
Валерия Яковлева: Это коллективный детский дневник. Его вели учащиеся 6-го класса Болотнинской средней школы №2. Дневник был начат в январе 1944 года, и вели они его до июня 1945 года. Он хранится в Болотнинском районном историко-краеведческом музее. Это книжка, сшитая из нескольких тетрадей, там примерно 60 страниц с подневными записями, которые сопровождаются красочными буквицами.
Евгений Ларин: Вам кто-то про этот дневник рассказал или вы о нём узнали случайно?
Валерия Яковлева: Нам о нём рассказали. То, как мы о нём узнали, — это плод наших стремлений дружить с краеведами из районов Новосибирской области. С дневником связаны два имени: Евгений Терентьев и Тамара Николаевна Хомченко. Эти краведы и рассказали нам о дневнике.
Валерия Яковлева. Фото: Павел Комаров, nsknews.info
Евгений Ларин: В своих заметках вы называете этот дневник если не уникальным, то редким документом. Почему? Коллективный дневник — это такая большая редкость? Либо на то есть какие-то другие причины?
Валерия Яковлева: Коллективные дневники, действительно, встречаются реже, чем личные. Но здесь редкость не только в этом. Чтобы это объяснить, можно вспомнить, например, дневник Тани Савичевой — одно из пронзительных свидетельств военного времени. Я их ни в коем случае не сравниваю, но здесь можно провести параллель. Это исторические источники, которые созданы детьми. Естественно, они были созданы ненамеренно. Никто из них не думал, что в те моменты они писали историю. Тем не менее это история — рассказанная детьми. Если дневник Тани Савичевой показывает блокаду глазами 11–12-летней девочки, то в нашем случае мы имеем дело со слепком школьной жизни в тыловом сибирском городе.
Евгений Ларин: Сразу возникает вот какой вопрос. Вот перед нами дневник класса. Класс — это всё-таки управляемое сообщество. Действительно ли он детский? Его в самом деле писали сами школьники? Или это классный руководитель, взяв на себя инициативу, говорит им, что писать? Учительница же должна была понимать, какую ценность может иметь этот дневник.
Фото: Валерия Яковлева
Валерия Яковлева: Дневник действительно начали с подачи взрослого. Инициировала его ведение классный руководитель, Лидия Кузьмовна — дети её именно так называли. Хотя она, разумеется, Кузьминична.
Но в дневнике есть и взрослый, и детский следы. Это можно увидеть на примере двух записей.
Вот запись от 15 марта 1944 года:
«Ребята нашей школы делают ежедневно зарядку на свежем воздухе. Утренняя зарядка перед занятиями освежает учеников, поэтому мы чувствуем себя на уроках бодрее».
Здесь мы видим взрослый след. Это самое начало дневника. А через полгода, 14 декабря 1944 года, снова запись про зарядку: «Зарядки ввиду мороза сегодня не было, чему, конечно, все были рады. Второй всеобщей радостью было то, что не было контрольной по алгебре».
Здесь уже начинает прослеживаться детский след. И чем дальше, тем больше в дневнике видно детского — и в содержании, и в языке, которым он написан.
Евгений Ларин: А что за рисованные буквицы, которые вы упоминаете?
Валерия Яковлева: Буквицы сопровождают каждую датированную запись. Они сделаны либо чернилами, либо красками. Иногда они карандашные. Эти буквицы сюжетные, они всегда как-то связаны с содержанием записи.
Евгений Ларин: Я правильно понимаю, что это как в детской книжке со сказками, где каждая сказка начинается с нарядной буквы?
Фото: Валерия Яковлева
Валерия Яковлева: Да, только в дневнике они полностью авторские. Видно, что они ниоткуда не срисованы, они всегда связаны с тем, что говорится в записи. Например, если речь идёт о чтении, то нарисована книга. Там может быть нарисован Мавзолей, иногда зарисованы реалии из школьной жизни, например, то, как выглядит класс или как кто-то с кем-то дерётся.
Евгений Ларин: То есть нужно было чётко представлять, о чём будет запись?
Валерия Яковлева: Судя по всему, они сначала писали, а потом рисовали.
Евгений Ларин: Давайте теперь поговорим немного о вашей выставке.
Когда вы познакомились с этим дневником, сразу ли вы поняли, что он станет или должен стать выставкой, или были какие-то сомнения?
Как вы решились на то, чтобы создать выставку, посвящённую одному единственному источнику, тем более письменному? Я подозреваю, что стало возможно только потому, что вы библиотека, а в библиотеке люди настроены на чтение, они туда приходят для того, чтобы читать. В музее сделать такую выставку было бы сложно. Посетителя музея долгое чтение утомляет.
Валерия Яковлева: Да, посетители библиотеки больше подготовлены к чтению.
Валерия Яковлева и Евгений Ларин. Фото: Павел Комаров, nsknews.info
Для меня не было никаких сомнений, что из этого дневника нужно делать выставку. Но я, конечно, понимала, что это будет сложная задача. Действительно, как представить то, что по сути своей не визуально?
Евгений Ларин: Оно плоское и в нём много букв.
Валерия Яковлева: Да, его нужно читать. Более того, подлинник хранится в Болотном, для экспозиции мы его переснимали. И я искала способы показать эту историю.
Есть метод, который называется «цеттелькастен», суть которого заключается в том, что при изучении какого-то документа вы делаете что-то похожее на библиотечный каталожный ящик, в котором много карточек.
Они собраны по определённой тематике, связаны между собой ссылками. Я запись за записью читала дневник и заполняла таблицу с вкладками — персоны, события, контекст, список чтения, список фильмов и так далее. Для чего это было сделано? Эта работа повышает возможности визуализации информации. В результате вы видите перед собой раскладку произошедших событий, собранные из многих записей портреты героев. Вам проще понять, как этот материал визуализировать, чем его иллюстрировать. И буквицы, конечно, эту задачу упрощают.
Евгений Ларин: Чему в большей степени посвящён дневник, о чём он? Он об общественной жизни класса, об учёбе и успеваемости или он о развлечениях и взаимоотношениях одноклассников?
Фото: Валерия Яковлева
Валерия Яковлева: Я бы поделила дневник условно на две части. Вначале он больше посвящён учёбе и даже более узко — оценкам. Возможно, это связано с тем, что девочка, которой поручили вести дневник, Тамара Колотовкина, отличница — вероятно, понимала форму дневника буквально. То есть если есть личный школьный дневник с оценками, то и в коллективный дневник класса нужно записывать оценки, которые получает каждый ученик, и кто отсутствовал на уроках. Несколько месяцев были только такие записи. Но есть предположение, что потом ведущий дневника сменился, и он стал больше писать о школьной жизни — о том, как они баловались, во что они играли, какие случались казусы, перипетии. Это буквально портрет школьной жизни, который показывает нам, как жили дети в тыловом сибирском городе во время войны.
Евгений Ларин: Как вы думаете, классный руководитель, учительница, которая задумала вести этот дневник, придавала ему какое-то особое значение? Как, например, замурованному в стену посланию, которое должны будут вытащить оттуда через 100 лет. Было ли, на ваш взгляд, у неё ощущение того, что они пишут послание в будущее?
Валерия Яковлева: У меня есть гипотеза, чем это, вероятно, было для учителя. Дело в том, что дневник открывается записью о том, что класс получает переходящее Красное знамя — знак отличия и поощрения. В записи прямым текстом сказано, что с этим-то и связано начало дневника. И, вероятно, он задумывался как летопись образцового класса. Возможно, что это был воспитательный приём — вести дневник, в котором рассказывать о том, как себя надо вести. Какое-то время он так и вёлся. Но дело в том, что буквально через месяц эти дети лишись знамени, они передали его старшеклассникам. Но дневник продолжился — и там стало больше живых историй.
Евгений Ларин. Фото: Павел Комаров, nsknews.info
Евгений Ларин: Известно, за что наши шестиклассники получили переходящее Красное знамя?
Валерия Яковлева: В дневнике не сказано, за что, но, как правило, его вручали за хорошие оценки и поведение.
Евгений Ларин: Каким событиям ребята уделяют наибольшее внимание, что для них важнее всего? Или ещё так могу построить вопрос: какие события, описанные в дневнике, позволяют нам воссоздать целостную картину, панораму жизни класса, которая нас выводит на следующий уровень — жизни общества того времени? Класс — это же часть общества.
Валерия Яковлева: Встроенность класса в общественную жизнь и в большую историю читается прямо с первых страниц. Там описана линейка, на которой директор школы говорит о том, что на фронте бойцы доблестно защищают родину, а дети должны хорошо учиться. И эта параллель проводится постоянно. Тема соцобязательств распространяется в том числе и на детей. Например, они берут шефство над первоклассниками, готовят для них спектакль. Встроенность в большую общественную жизнь видна и по комсомольской линии.
После уроков они в классе читают разную идеологическую, политическую литературу. И в целом там видно и прикосновение войны в том числе.
Евгений Ларин: Давайте зачитаем несколько ярких показательных фрагментов — почувствуем вкус этого дневника.
Валерия Яковлева: Вот, например, запись от 24 декабря 1944 года:
«Вследствие промывки котлов света не было, и уроки начались не в 8:30, как обычно, а в 10. За этот период времени ребята занимались кто чем, но не делом, конечно. Орлов чуть не каждого освежил снегом».
Кстати, в дневнике часто появляется какой-то их собственный жаргон, вроде выражений «освежить снегом».
27 декабря 1944 года:
«До начала занятий происходила возня в коридоре, а девятый класс устроил облаву на семиклассников. Все, кто проходил мимо их класса, оказывались у них в плену».
А вот новогодняя запись от 2 января 1945 года:
«Сегодня у нас был бал-маскарад. Очень много ребят нашего класса были в костюмах. Васильева с Михасёвой, например, были наряжены цыганками, Нетелёва — клоуном, Фридман — ночью. Но смешнее всех были одеты Орлов с Винокуровым. Один из них был наряжен дедом, другой — бабою. Они были в масках, поэтому мы сначала не узнали их. Вечер провели не очень весело, потому что, кроме танцев, не было ничего, а танцевать мы ещё не умели».
Евгений Ларин: Ну, в общем, такая нормальная жизнь ребят, школьников. Но мы же помним, что идёт война. И тыловой город она, естественно, никак не может не затронуть. Что ребята пишут о войне, как она отражается у них в дневнике, как они её воспринимают, как о ней рассуждают?
Валерия Яковлева: Рассуждений прямо о войне там, конечно, нет. Она отражена там через школьные линейки, собрания, через чтение литературы, о которой я говорила. В частности, они читают книгу Иосифа Сталина о Великой Отечественной войне — классом после уроков. Это было обязательное чтение. Этому даже посвящена одна из буквиц. Там эта книга нарисована и написано «1943 год» — год выпуска этой книги.
Ещё процитирую запись от декабря 1944 года:
«...но вдруг приходит Лилия Кузьма и объявляет, что все идём на снегоборьбу».
Снегоборьба — это тоже прикосновение войны. Это не просто коммунальная процедура. Дело в том, что Болотное — это город, стоящий на Транссибе, а поезда должны идти бесперебойно. Поэтому детей сняли с уроков, и они пошли чистить рельсы от снега. Вот так они прикасаются к войне. Но интересно, что они потом упоминают, что они там не забывали и баловаться — они садятся в коробки, ездят в них туда-сюда, кто-то на паровозе покатался. В этом отношении в дневнике всё очень честно.
Валерия Яковлева и Евгений Ларин. Фото: Павел Комаров, nsknews.info
Евгений Ларин: Вы уже упомянули про чтение книг. Из ваших анонсов и заметок я понял, что книгам на своей выставке вы тоже уделили внимание. А всё потому, что книги упоминаются в дневнике, и нередко. Я так думаю, что это был большой пласт школьной жизни. Наши герои читают книги и пишут о них, верно?
Валерия Яковлева: Да, книги упоминаются в дневнике. Мы как библиотека мимо этого пройти не могли. Часть нашей экспозиции — это книжная полка. Какие книги туда попали? Конечно, большая часть — это политический блок. Они в том числе читают речь Ленина о задачах Союза молодёжи, читают Сталина и так далее.
Второй большой блок — это художественная литература, это всё то, что они читают на уроках — Пушкин, Лермонтов, Гоголь. Не сказать, чтобы они активно выражали своё мнение о прочитанном.
Наверное, самое живое упоминание было про «Ревизора» Гоголя. Они пишут, что они его читали по ролям и всем очень понравилось. Это максимум, который они выдали.
Единственная упомянутая книга не из школьной программы — это фантастическая повесть Николая Шпанова «Тайна профессора Бураго». Её они читали просто после уроков. Эта книга была издана большим тиражом, у себя в библиотечном фонде мы её не нашли. Но книгу эту мы всё равно раздобыли. Таким образом, на полках мы собрали всё эти книги 1930–40-х годов из круга чтения наших школьников.
Евгений Ларин: А ещё, кроме книг, в дневнике упоминаются фильмы. Они смотрели кино. 1944–45 годы, Новосибирская область, Болотное, но кино там есть! Что за кино?
Валерия Яковлева: В дневнике упоминаются всего три фильма — не так уж много. Это музыкальная советская комедия 1943 года «Воздушный извозчик», советский художественный фильм «Новые похождения Швейка» также 1943 года, и английский приключенческий фильм 1942 года «Книга джунглей» по мотивам рассказов Киплинга о Маугли. Мы в библиотеке устраивали показы этих фильмов — все они сохранились, их можно посмотреть. Что же касается отзывов о фильмах в дневнике, то он есть только о «Книге джунглей». Там говорится о том, что фильм цветной. Наверное, это произвело большое впечатление.
Евгений Ларин: Кстати, мы до сих пор не сказали, как называется ваша выставка. Кажется, что этими словами должна начинаться каждая запись.
Валерия Яковлева: Выставка называется «Сегодня мы». И так, действительно, в дневнике начинаются многие записи.
Евгений Ларин: Что для вас стало самым неожиданным или удивительным открытием, связанным с этим документом? Что-то, возможно, больше всего зацепило?
Валерия Яковлева: Несколько моментов. Первый — это история с буквицами. Во-первых, они сами по себе очень впечатляют, они очень красочно и интересно сделаны. Но есть запись в дневнике, где говорится, что один из учащихся, хулиган Гладков, потерял свои варежки и допытывается, где они, у кого. Он всех трясёт, дерётся.
И тот, кто в этот момент ведёт дневник, сравнивает его со Святогором, героем русских былин. Это косвенно также говорит о списке чтения наших ребят.
И это очень интересное совпадение. Они, вероятно, читали былины и, возможно, оттуда и взяли формат своих буквиц.
И ещё есть одна неразгаданная тайна этого дневника: в нём есть утраченный фрагмент. Там вырезаны страницы, это целая четверть, — первая четверть их седьмого класса. С сентября по ноябрь 1944 года записи отсутствуют. И мы не знаем, почему. Может быть, эти записи не прошли цензуру, может быть, кто-то из класса прочитал там о себе то, что ему не понравилось. Это неизвестно.
Валерия Яковлева и Евгений Ларин. Фото: Павел Комаров, nsknews.info
Евгений Ларин: Какое впечатление, настроение создает дневник в целом?
Валерия Яковлева: Мы уже говорили, что у дневника как будто есть две части: более формальная и менее. От первой части есть ощущение детской пародии на советскую газету, где всё написано в чинной отчётно-показательной манере. Но чем дальше, тем больше авторы себя отпускают. Там уже забывается повод, по которому они начинали вести этот дневник. Может быть, внимание учителя к дневнику стало меньше. Может быть, сработал терапевтический эффект от дневника. Время-то было сложное.
Автор начинает чувствовать всё больше свободы, на страницах появляется школьный язык. А при чтении возникает ощущение диалога с этим ребёнком, который пишет. Возможно, ему принадлежат не все мысли, но их со временем становится гораздо больше.
Евгений Ларин: Записи есть за каждый день?
Валерия Яковлева: Поначалу записи делались почти каждый день, во второй половине — пореже. Но зато записи становятся больше — до полутора страниц — и подробнее.
Евгений Ларин: Интересно, как они их делали? Все собирались в каком-то классном помещении и давайте, дескать, писать?
Валерия Яковлева: Не уверена. Мы не знаем, как это происходило. Мы знаем, что сначала был один ответственный за дневник, потом, судя по нескольким косвенным признакам — почерку, языку, стилю, — автор сменился. Но, скорее всего, за дневник отвечал один человек, хотя в разное время это были разные люди.
Евгений Ларин: Всё-таки это было не письмо под коллективную диктовку, а индивидуальное творчество.
Валерия Яковлева: Да, автор проявлялся. И чем дальше, тем больше.
Евгений Ларин: Если я правильно понимаю, то выставка будет работать ещё некоторое время, и у наших слушателей ещё есть возможность на неё посмотреть, послушать экскурсию и узнать то, о чём мы не успели сказать сегодня.
Валерия Яковлева: Да, выставка будет работать до конца августа. Ближайшая экскурсия состоится 20 августа в 15:00. Это рабочий день. Если у кого-то отпуск, можно прийти. Если нет, то по звонку в отдел краеведения нашей библиотеки мы устраиваем экскурсии для организованных групп от пяти человек.
Евгений Ларин: Добавлю, что информация о выставке и телефон отдела краеведения есть на сайте библиотеки.
