Разговор об истории: хлеб для красных, крестьянская каша и город в осаде
11 июля на радио «Городская волна» (101.4 FM) прозвучал очередной выпуск «Разговора об истории Новосибирска». В гостях в студии побывал сотрудник отдела Музея Новосибирска «Музей на набережной», историк Сергей Чумаченко. «Новосибирские новости» публикуют полную расшифровку программы.
Евгений Ларин
Евгений Ларин: Календарь памятных дат нам вновь подсказал тему для разговора. 7 июля 1920 года город Ново-Николаевск был объявлен на осадном положении. Произошло это в связи с так называемым Колыванским восстанием, которое на самом деле началось в селе Вьюны Колыванской волости и охватило довольно обширную территорию Новониколаевского и Томского уездов Томской губернии.
Эта тема нам интересна ещё и потому, что не так давно в Музее на набережной открылась выставка «На страже порядка», которая посвящена истории новосибирской советской милиции. И у меня есть предположение, которое мы сегодня проверим, о том, что это именно милиционерам приходилось бороться с бунтовщиками и подавлять восстания, такие как то, что вспыхнуло в Колывани. О роли милиции в борьбе со смутьянами мы ещё поговорим, а сначала давайте разбираться, кто восстал, почему и против кого.
Колыванское восстание было одним из ярких эпизодов в жизни Сибири в первые годы после гражданской войны, оно попало и на страницы художественной литературы.
В частности, ему посвятил свой роман «Сибирская Вандея» Георгий Лосьев, который сам в 1920-х годах, во время становления советской власти в Сибири, работал следователем в ЧК и ОГПУ. То есть он принимал непосредственное участие в борьбе с бандитами.
Вот какой эпиграф к своей книге «Сибирская Вандея» приводит сам Лосьев. Это небольшой отрывок из речи прокурора РСФСР Крыленко на процессе партии правых эсеров 7 августа 1922 года. Это фрагмент, который нам позволит понять, о каком времени мы сейчас будем говорить, — это начало 1920-х годов.
Цитирую:
«Что представляла собой в этот момент Сибирь? Сибирь напоминала кипящий котел, на её территории действовали многочисленные остатки колчаковских и иных партизанских вооружённых повстанческих организаций и банд. Политическая их физиономия была совершенно отчётлива: либо абсолютная безыдейность, безграмотность и бандитизм, либо попытка придать выступлениям недовольных элементов крестьянского населения какую-либо идейную форму...»
Пусть это будет эпиграфом и к нашей беседе, а мы попробуем понять, кто за белых, кто за красных, а кто просто бандиты и отморозки. Колыванское восстание было, конечно, не единственным. Давайте разбираться в причинах, от частного к общему. С чем было связано Колыванское и другие восстания в Сибири в начале 1920-х годов? Или причины везде были своими и эти события не стоит ставить в один ряд?
Сергей Чумаченко: Для того чтобы немного погрузиться в проблематику и в причину этих восстаний, стоит несколько оторваться от Сибири.
На дворе — самое начало лета 1920 года. Только-только закончилась гражданская война в Сибири, Колчак проиграл, установилась советская власть. Но для большевиков в Сибири на этом эта история не заканчивается, ведь Сибирь им нужна не просто как часть бывшей Российской империи, а как очень важное стратегическое место. Большевики контролируют города, в городах — их электоральная база, пролетарии.
Но в городах нет хлеба. Проблема с нехваткой хлеба — это хроническая история для большевиков в гражданскую войну.
Евгений Ларин: Оборвалась связь города с деревней?
Сергей Чумаченко: Да, с хлебными районами — Украиной, Поволжьем, Сибирью, которые долгое время были заняты антибольшевистскими силами.
Постепенное освобождение каждой из этих территорий ведёт к тому, что большевики начинают забирать оттуда зерно.
И хоть Сибирь, конечно, это территории не с прекрасными климатическими условиями и огромными урожаями, но из-за того что колчаковская власть не нуждалась в огромных объёмах зерна, она не проводила постоянные реквизиции, зерно накопилось в деревне. И тут приходят большевики, считают. Предположительно, они насчитали порядка 110 миллионов пудов зерна, которые нужно реквизировать, провести так называемую продразвёрстку.
Евгений Ларин: В пользу городов?
Сергей Чумаченко: Да. Им это важно стратегически, потому что на западе идёт советско-польская война. Более того, к концу весны поляки взяли Киев. Западная Украина потеряна, по берегам Днепра идут сражения. То есть там, в общем, провести хлебную кампанию явно не получится. Нужно искать хлеб — и вот он, в Сибири.
Начинается активный поиск хлеба, вводится продразвёрстка. И хотя официально она будет введена 20 июля 1920 года, то есть чуть позже Колыванского восстания, но хлеб к этому моменту уже будут искать разными способами.
Первоначально, поскольку объёмов слишком много и крестьянин, дескать, столько не съест, большевики предполагали привезти сельхозинвентарь, промышленную продукцию и просто поменять это всё на зерно.
Евгений Ларин: То есть не открытый грабёж, а обмен?
Сергей Чумаченко: Да, но поскольку привезти продукцию в достаточном количестве, чтобы выменять всё зерно, не удалось, а деньги крестьяне уже не принимали в расчёт, то обмен не получился. Постепенно начинается уже насильственный сбор хлеба, с принуждением. Это порождает недовольство.
А сибирский крестьянин — это особая категория.
Евгений Ларин: Сибирь — это вообще особая категория.
Сергей Чумаченко: Удивительная вещь хранится в нашем Новосибирском краеведческом музее. Там, среди залов, посвящённых началу 1920-х годов, есть несколько витрин по гражданской войне. И в одной из них лежит крестьянская рубаха, которая была сшита из церковных тканей. Подробности истории этой рубахи я не знаю, но факт в том, что крестьянин где-то нашёл ткани, из которых шьют церковное одеяние, решил, что ему они нужнее, чем церкви, и сшил себе красивую рубаху. Это показатель того, что наше сибирское крестьянство не очень считалось ни со светской властью, ни, судя по всему, с духовной тоже.
Евгений Ларин: Может быть, этот случай не очень сильно показательный? Возможно, этот поступок характеризует конкретного человека?
Сергей Чумаченко: Наличие такого факта — это уже галочка.
Сибирское крестьянство не любило Колчака. И вообще временные правительства, которые к нему вторгались.
Мы знаем о том, что в Сибири были красные партизаны из крестьян, которые воспеты в советской литературе. Партизаны, которые воевали против Колчака за советскую власть. И когда 5-я красная армия продвигалась на восток, она встречалась с этими партизанами, они обнимались, говорили много красивых слов и помогали друг другу. Но как только вместо Колчака приходят красные, недовольные крестьяне поднимают своё оружие уже против новой власти.#SHOWMORE__635253#
Евгений Ларин: То есть им вообще любая власть была не симпатична.
Сергей Чумаченко: Главным для них было, чтобы их не трогали. Скорее вот так.
Евгений Ларин: Колыванское восстание действительно было очень крупным? Я нашёл цифры, которые говорят о том, что восстанием были охвачены 11 волостей Новониколаевского уезда и 7 волостей Томского уезда, и вообще около семи тысяч человек в целом в этом всем принимало участие.
Сергей Чумаченко: По сравнению с последующими восстаниями 1921 года оно, конечно, было не очень большим. В Западно-Сибирском восстании участвовали десятки тысяч человек. Но стоит сказать, что, будучи одним из первых восстаний в большевистской Сибири, оно было очень показательным. Да, семь тысяч человек — немного, но восстанием была охвачена большая территория по обоим берегам Оби. Более того, очаг его был очень близко к главному объекту, альфе и омеге Сибири — Транссибирской магистрали.
Евгений Ларин: Восстания в Сибири, в частности Колыванское, называют крестьянскими, а крестьян-зачинщиков, или якобы зачинщиков, в советских газетах называли «белогвардейской шайкой» и прочими подобными словами. Кажется, тут всё свалили в одну кучу. Сибирское крестьянство, как мы выяснили, вряд ли можно отнести к белогвардейскому движению, тем более — причислить его к бандитам. Кто на самом деле стоял за этими восстаниями — настоящие крестьяне, доведённые до крайней степени возмущения, недобитые белогвардейцы или какие-то бандиты и разбойники? Кто вооружил крестьян? Не с вилами же они по традиции пошли на большевиков?#SHOWMORE__634351#
Сергей Чумаченко: А вот практически с вилами, да. В части литературы это восстание связывают с неким Сибирским крестьянским союзом, с правыми эсерами, которых будут судить в 1922 году. Но всё-таки, судя по всему, это было именно крестьянское движение, движение недовольных крестьян, к которому примыкали бывшие царские офицеры и офицеры, настроенные против большевиков. Всё-таки эсеры выступали не в поддержку царя, это социалисты-революционеры. То есть к крестьянскому движению примыкали антибольшевистские силы, которые считали возможным продолжать свою борьбу даже после поражения того или иного правительства.
Евгений Ларин: Таким образом, изначально крестьянские выступления не были политическими, а потом с приходом неких сил начинают появляться антибольшевистские лозунги?
Сергей Чумаченко: Лозунги были очень странные. Они, наверное, передают неподготовленность, говорят об отсутствии подготовленного, чётко структурированного восстания.
А лозунги были великолепны, например, «Да здравствует Советская власть, долой коммунистов!». Сейчас это звучит как парадокс, но тогда это было нормально.
Евгений Ларин: Да, советская власть — это же и есть коммунисты!
Сергей Чумаченко: Или ещё: «Да здравствуют крестьянско-партизанские отряды!», «Оберегайтесь коммунистов — они уничтожают православие!». Мы, дескать, за советскую власть, за православие, но против коммунистов.
Евгений Ларин: Каша какая-то.
Сергей Чумаченко: Каша! Это крестьянская каша, которая не против советской власти, потому что советская власть дала крестьянам землю, но она против реквизиции. А кто устраивает реквизицию? Коммунисты же приезжают в деревню, агитбригады, продотряды, состоящие из коммунистов. Значит, они враги.
Евгений Ларин: В общем, крестьяне не были белогвардейской шайкой, как их окрестили в советских газетах. Но восстания ещё связывали с деятельностью каких-то бандитских организаций. Я так понимаю, что это тоже мимо.
Сергей Чумаченко: Да. Бандиты тоже могли в этом участвовать. Но если мы посмотрим, кого выбирало восставшее население своими руководителями, то мы можем увидеть, что, например, в Колывани в исполнительный комитет вошёл Паисов, владелец маслодельного завода. Не очень похож на бандита. Костин, городской голова Колывани времён Керенского и Колчака. Чайкин, который был урядником, а потом милиционером при Временном правительстве. Всё это люди, которых никак нельзя назвать бандитами.
А если говорить о вооружении — вы сказали, что они не с вилами пошли. Так вот они пошли и с вилами, и с копьями.
Евгений Ларин: То есть у них не было современного оружия, которое стояло на вооружении армии?
Сергей Чумаченко: Оно было, но в очень малом количестве. И хотя для гражданской войны и последующих после неё лет наличие оружия у населения было обыденностью, оно было практически у всех — где-то закопано, где-то замотано в тряпицу, в амбаре небольшой пулемётик. Да, оружие было, но его не так много. И один из сюжетов начала Колыванского восстания — это ковка наконечников для копий. Такой вот чуть ли не средневековый — или времён заселения Сибири — сюжетец.
Евгений Ларин: Возвращаемся к тому, с чего мы начали. 7 июля 1920 года город Ново-Николаевск объявляют на осадном положении. Почему город, если события происходят в уезде, и что это означало собственно для города? Никого не впускали, никого не выпускали, ввели комендантский час, какие-то другие меры?
Сергей Чумаченко: Во-первых, почему город? Потому что восстание очень близко.
Да, начинается восстание во Вьюнах. На следующий день оно перекидывается на Колывань, а дальше начинает приближаться к Транссибирской магистрали и, соответственно, к городу Ново-Николаевску.
Евгений Ларин: То есть они вот так и идут с вилами маршем на город?
Сергей Чумаченко: Нет, конечно, так они не идут. Но отряды занимают деревни всё ближе и ближе к железной дороге. В итоге они даже предпринимают попытку прервать сообщение, захватив кусочек этой железной дороги. Соответственно, Ново-Николаевск находится на их пути. В городе вводится военное положение. Это не только введение комендантского часа, но и запрет на собрания, митинги, шествия, отмена политических свобод, если это можно так назвать. Власть переходит в руки военно-революционного комитета.#SHOWMORE__633030#
Евгений Ларин: Чрезвычайный орган по модели Сибревкома?
Сергей Чумаченко: Советская власть любила создавать отдельные комитеты, комиссии, которые решали какую-то определённую сложную, но кратковременную задачу.
Да, город оказывается на военном положении. Но это не было так, что закрыли все кордоны, чтобы в город никто не попал и не вышел из него. Но, например, собраться где-то больше 10 человек уже не получится.
Евгений Ларин: Кто противопоставляет силы этой стихийной разбушевавшейся крестьянской массе? Это только что созданная милиция?
Сергей Чумаченко: Не только милиция. Основной силой была 65-я стрелковая бригада ВОХР — внутренняя охрана республики. Можно сказать, что это что-то вроде Росгвардии, силовых частей. Это не армия, но военизированная организация, структура, которая построена по типу армейской. Главная её задача — охранять различные важные участки: железную дорогу, предприятия, заводы, склады, которые важны республике.
Евгений Ларин: Ведомственная охрана?
Сергей Чумаченко: Её трудно связать с каким-то ведомством, потому что она подчинялась НКВД — народному комиссариату внутренних дел. Собственно, как и милиция.
Вторая сила, которая подавляла восстание, — это 5-я Красная армия, которая возвращается с востока.
Евгений Ларин: Она догнала и разбила Колчака, а теперь идёт обратно?
Сергей Чумаченко: Да. Здесь ещё важно обратить внимание на одну деталь: почему так срочно бросились на подавление мятежа? Если почитать документы тех лет, то там всем, кто не будет принимать в этом деятельное участие, грозили расстрелами, полевым судом. Это надо было срочно прекратить. Всё дело было именно в том, что по железной дороге возвращаются войска на запад, на фронт. Идёт советско-польская война, войска нужны там. Если железная дорога будет перекрыта, то эти войска останутся здесь, а не на нужных местах на западе.
Эти возвращающиеся части доходят до Ново-Николаевска и просто присоединяются к подавлению мятежа, чтобы освободить себе дорогу, обезопасить её.
А роль милиции в этом была тоже важна, но милиция наводила порядок уже после того, как прошли войска.
Колыванское восстание и его подавление во многом напоминают военные действия.
Евгений Ларин: Именно. Судя по тому, что об этом пишут в источниках, фактически это и были военные действия, — с захватами пароходов, овладением населёнными пунктами, с боями на станциях. А там с одной стороны крестьяне с вилами — пусть их даже и семь тысяч, но они же не были сосредоточены в одном месте, а с другой стороны — военные с боевым оружием. По-моему, силы не равны.
Сергей Чумаченко: Это, скорее всего, связано с тем, что сами военные привнесли в эту историю военный подход.#SHOWMORE__632057#
Крестьяне не действовали фронтом. Это были отряды, которые постепенно растекались по местности и занимали деревни. Даже история с захватом двух пароходов — «Урицкий» и «Богатырь» — это просто попытка захватить два парохода.
А вот когда сюда приезжают части Красной армии и ВОХР, они делают все последовательно, по-военному: делят всю линию боевых действий на три участка, назначают везде руководство и методично, шаг за шагом откатывают восставших обратно в сторону Колывани.
Собственно, с этим связано очень непродолжительное время восстания. 5-6 июля мятеж начался — сначала во Вьюнах, а потом в Колывани; а уже примерно к 10 июля всё успокаивается. Да, там будут ещё зачищать, ещё будут вестись боевые действия, перестрелки, но всё уже будет достаточно спокойно. То есть 3-4 дня потребовалось на то, чтобы все это методично привести к порядку.
И вот когда водворяется порядок, его нужно было укреплять — кто-то остался недоволен, кто-то закопал где-то оружие. Армия, выполнив свою задачу, отправляется на запад, а в дело вступает милиция и ЧК: находят зачинщиков, ведут уголовные дела.
Евгений Ларин: У нас остался последний вопрос. Какие из этого всего были сделаны выводы советской властью? В начале беседы мы сказали, что Колыванское восстание было одним из первых, но далеко не последним. Таким образом, оно никого ничему не научило — ни бунтовщиков, ни тех, кто с ними борется, потому что ещё много времени потребовалось для того, чтобы все это устаканилось.
Сергей Чумаченко:
Здесь главное противоречие было в том, что крестьяне не хотели жить по-новому, а большевики не могли жить по-старому.
Евгений Ларин: Извечная проблема!
Сергей Чумаченко: Большевикам нужно было зерно, и они продолжали его изымать и в 1921-м, и 1922-м году. И это не прекращалось до тех пор, пока не закончились проблемы с зерном в западной части страны.
В 1921 году был голод в Поволжье, оно не могло давать зерно. Зерно нужно было выкачивать из других регионов, в том числе из Сибири. И для этого сюда отправляли самых лучших кризисных менеджеров Страны Советов.
В январе 1922 года сюда в составе специальной комиссии приезжает чуть ли не мифический основатель ВЧК и милиции Феликс Эдмундович Дзержинский.
Тогда он возглавлял народный комиссариат путей сообщения, и его задачей было наладить отгрузку зерна на запад, которая пробуксовывала. И стоит сказать, что своего он добился.
Евгений Ларин: Железный Феликс!
Сергей Чумаченко: Да, ему удалось добиться того, что стали отгружать до 200 вагонов в день.
Евгений Ларин: У нас-то что-то осталось после этого?
Сергей Чумаченко: Да, осталось. Но немного.
Евгений Ларин: События, о которых мы сегодня говорили, наверное, не могли не отразиться на дальнейшей жизни сибирского села. Вероятно, началось, так сказать, закручивание гаек? Надо же было профилактировать теперь!
Сергей Чумаченко: Да, конечно. И закручивание гаек, и одновременно их раскручивание. Да, лучше не вспоминать о царской власти, об эсерах, но продразвёрстку заменили продналогом.
Продразвёрстка — это когда на территорию разверстывают определённое количество зерна, которое нужно собрать без оглядки на что бы то ни было. Есть цель: нужно взять столько-то зерна. И всё, его нужно взять.
Продналог — это, во-первых, уменьшение этих цифр. И также это означает, что сверх определённого количества зерна, которое этим налогом установлено, никто ничего не возьмёт. То есть у крестьян останется зерно, если его у них уродится больше.
Евгений Ларин: Ну а дальше введут НЭП, и у крестьян появится возможность зерно продавать.
