Худрук Первого театра: «Я пью кровь младенцев. В иносказательном плане»

Досье: Павел Южаков родился в Новосибирске в 1980 году. После школы окончил Новосибирское государственное театральное училище (мастерская Сергея Афанасьева) и Высшее театральное училище имени Б. Щукина .С октября 1998 года — актёр и режиссёр Новосибирского городского драматического театра Сергея Афанасьева. С 2008 года — художественный руководитель «Первого театра». Доцент кафедры актёрского мастерства и режиссуры Новосибирского государственного театрального института. Сотрудничал с новосибирским театром «Красный факел», Канским драматическим театром, Алтайским краевым театром драмы, Тюменским драматическим театром, Свердловским театром драмы, новосибирской театральной компанией «Гамма».

Регина Крутоус: Павел Валентинович, здравствуйте, очень рада вас видеть!

Павел Южаков: Здравствуйте!

Регина Крутоус: Павел Валентинович, вам в 2020 году исполнилось 40 лет. Если представить ваш путь в виде багажа, что сейчас лежит в чемодане?

Павел Южаков: Ответим словами классика: «Картина, корзина, картонка и маленькая собачонка». Кстати, собачонка маленькая действительно есть. Ну а если говорить серьёзно, то, конечно, за 12 лет существования театра (а театру недавно, 15 декабря, исполнилось 12 лет — уже сознательный возраст, в котором надо отвечать за свои поступки и пытаться понимать, куда ты идёшь) добиться удалось довольно многого.

Первое наше достижение — мы стали государственным театром. Я считаю, что это очень серьёзная история. Наверное, она была возможна только в те годы, чуть-чуть раньше. Сейчас уже намного сложнее, но тем не менее мы это сделали, чему безмерно рады, потому что у нас в городе растут не только торговые центры, но ещё и город прирастает искусством.

Театр за эти годы сменил две труппы по причине сложности существования коллектива в условиях без собственной площадки. Но мы не унываем, мы уже адаптировались к этому способу существования. Нет ни одного пространства в Новосибирске, в котором мы бы не показывали свои спектакли. Сначала это было безумно тяжело, но сейчас мы научились с этим справляться с приходом нового директора. А их у театра было четыре.

Конечно, мы в этом смысле не лидеры, у театра Афанасьева их сменилось, к примеру, 13 или 14. У нас четыре. Я надеюсь, что Юлия Сергеевна Чурилова, с которой мы работаем, задержится. Мы будем с ней сотрудничать, потому что это очень интересно.

Одно из достижений: наш спектакль на фестивале конкурса «Арлекин» — это такая детская «Золотая маска», которая проходит в Санкт-Петербурге, — взял первую премию, выиграл в главной номинации. И мы получили миллион на постановку следующего спектакля.

Регина Крутоус: «Первый театр» сегодня — что это и кто?

Павел Южаков: Немножко расскажу про «Первый театр». Это такая генерация молодых людей, которая выпускается из театрального института, где я имею честь преподавать и служить доцентом. Это стартовая площадка для творческих идей и сил.

Если кто не видел, очень советую посмотреть сериал «Кремниевая долина». Там молодые ребята приезжают в эту долину и пытаются пробиться в IT-технологиях. И там есть некие хостелы, где собираются молодые и нищие люди, но очень заряженные, очень креативные. Они живут и пытаются сделать мир интернета и IT-технологий лучше. Но, естественно, им приходится бороться со всякими разными большими конгломерациями, монстрами IT-технологий, и это всё весело, забавно.

Почему я про это сказал? Потому что «Первый театр» во многом напоминает эту структуру, но только в связи с театром. Что собирается огромное количество молодых людей, заряженных на успех, на победу, не имеющих практически ничего на самом старте пути.

Павел Южаков. Фото: Валентин Копалов, «Первый театр»

Поэтому он и называется «Первый театр» — не потому, что в смысле «лучший», хотя, конечно, мы к этому стремимся и хотим этого. Но потому, что это первый театр для артистов, которые только что выпустились из театрального института. Для режиссёров, которые выпускаются и у нас, и в других городах.

И мы даём возможность молодым режиссёрам проявить себя и стартануть, потому что очень сложно научиться профессии без практики.

Это довольно сложное дело, и не каждый академический большой театр сможет так рискнуть и дать работу молодым, хотя это делают все. Но у нас это специализация. Поэтому театр является базой для стартапов в плане актёрского мастерства и искусств.

Мы не ограничиваемся каким-то определённым направлением. Поэтому театр у нас молодёжный, можем развиваться в разных направлениях и пробовать разные вещи. #SHOWMORE__183448#

Чем отличается «Первый театр» от большинства театров? В других театрах обычно так бывает, что директор радеет за зрительские спектакли, классические комедии например, куда может массово пойти зритель. А художественный руководитель тянет эксперимент.

У нас с Юлией Сергеевной Чуриловой всё наоборот: она у нас отвечает за креативность и модные направления в искусстве. А я как преподаватель и хранитель всех театральных школ держу эту профессиональную позицию зрительского театра. Мы с ней, работая в разных направлениях, создаём единое целое.

Регина Крутоус: А бывает такое: вы спектакль поставили, душу вложили, а зритель не понял, не принял... Было такое за годы вашей работы?

Павел Южаков: Нет, такого не бывало. Если ты по-настоящему честно подошёл, то всегда это какой-то отклик найдёт у зрителей. Другое дело, что спектакль и театральное искусство — оно многосоставное в отличие от музыканта, особенно сольного исполнителя. Это есть он и его инструмент — голос, пианино или ещё что, даже если это оркестр. Всё равно это я и мой инструмент.

А синтетическое искусство театра сложно тем, что не всегда получается собрать все элементы одинакового качества. Допустим, пьеса хорошая, а труппа не раскладывается на эту пьесу. Или труппа и пьесы классные, всё идет, но на художественное оформление не хватает денег, или там музыкальный материал не удался. То есть там же элементов огромное количество, и поэтому всё хорошо, а где-то раз — и провал.

Поэтому этот идеал, о котором вы говорите, когда срослось всё, он случается довольно редко. Не только в нашем театре, но и вообще. Когда все элементы композиции ни убрать, ни отнять, когда всё на своих местах — это, конечно, чудо. Это сравнимо с чудом, когда человек заходит и понимает, что он попадает в какой-то невозможно прекрасный мир.

Даже если это мир сложный и с какими-то чудовищными выводами и задачами, но там прекрасно всё, там прекрасные артисты, драматургия прекрасная, музыка подобрана, свет, всё найдено точно, декорации. Такие чудеса, конечно, случаются редко, но случаются.

Я, например, поставил 50 спектаклей за свою 20-летнюю карьеру и скажу, что я бы выделил спектаклей пять, где всё срослось. А всё остальное — это путь.

Регина Крутоус. Фото: Павел Комаров, nsknews.info

Регина Крутоус: Павел Валентинович, любовь к театру — это наследственное?

Павел Южаков: Нет, это приобретённый элемент. У меня никто из родственников никак не связан был с театром. Папа, помню, в него вообще не ходил, мама ходила, но никакого отношения не имела. Да и я, собственно говоря, только в школе, благодаря театральной студии, каким-то образом приобщился к этому делу, а дальше влюбился, и пошло... #SHOWMORE__207634#

У меня родители даже очень негативно к этому относились. Они как раз очень советские были в этом смысле. У меня мама из деревни ходила в школу десять километров, чтобы вы понимали уровень серьёзности моей мамы.

Поэтому она говорила: «Павлик, ты куда? В театр? Ой, да нет. Во-первых, у тебя не получится, во-вторых, это же несерьёзная профессия». Они очень долго не верили сначала, что я поступлю в театральное училище. Поступил — да ты доучись сначала. Доучился — и что, ты доучился, а в театр тебя взяли? Взяли.

Потом я ещё учился на режиссуре в «Щуке». И вот как-то немножко, смотрю, уже и как-то гордятся. Но всё равно мама очень серьёзная. Она самый большой критик, наверное. Она очень критично относится ко всем достижениям. Ты к ней подходишь, говоришь: «Мама, у меня там вот это, это». А она: «Понятно, да, но это ещё ничего не значит».

И, наверное, это критичное отношение к себе передалось мне от матери. Быть удовлетворённым собой никак не получается. Например, получился спектакль, или сделал хороший экзамен — это буквально работает до следующего дня.

А дальше начинается: «Так, и что? Чем дальше жить? Куда дальше идти?» И чем дальше проходит время, тем больше ты начинаешь себя корить: «Парень, ты деградируешь! Если ты ничего дальше не ставишь перед собой, то всё — жизнь закончена».

На самом деле, это творческая неуспокоенность. Это сложная профессия. Мне печально слушать, когда люди не понимают, что там в творчестве сложного. Ну, прыгай, веселись, радуйся. А на самом деле это тяжело, в первую очередь морально тяжело. Потому что, если ты познал этот вкус успеха и победы в творчестве, чтобы его ещё достичь, нужно приложить огромное количество работы и труда.

Регина Крутоус: А вы помните, как вы заработали свои первые деньги? На что их потратили?

Павел Южаков: Конечно. Сейчас все расскажу! Я люблю рассказывать эту историю студентам, чтобы они понимали отличия 1990-х годов от сегодня. Мы всё равно куда-то двигаемся, всё равно жизнь становится лучше, в плане быта всё становится проще. В девяностых мы с моим другом ходили на городской пляж и собирали там бутылки. Мы жили на «Альянсе», а пляж на «Студенческой». И вот ты весь день на жаре ходишь. Но мы считали это большим удовольствием — купаешься, загораешь и собираешь бутылки.

Мы набирали огромные пакеты, с этими пакетами садились в автобус, везли их до «Альянса», тащили домой, мыли в ванной, снимали этикетки, отбирали и несли в пункты стеклотары. Там сидел злостный дядька, который не все бутылки принимал, сволочь такая.

Представляешь, ты нёс всё это, а у тебя из двух огромных пакетов приняли только один. Остальные забраковали. Дали тебе денежку, нам было по десять лет тогда — совсем детский труд. И этих денег нам хватало, чтобы купить два сока Zukо и «Сникерс», по-моему. И это было абсолютное счастье! Тогда это только вывалили на прилавки, мы же дети из Советского Союза — не всегда мороженое могли купить. И за молочным коктейлем стояли в очереди, и то — не всегда он был. А тут раз — и всё это появилось, только деньги зарабатывай.

И вот два этих порошка химозных, которые казались безумно вкусными, и «Сникерс» — чудо чудесное. И вот я говорю: «Господа студенты, вы понимаете?»

Но, с другой стороны, и моя мама может рассказать мне, какой я счастливый был в девяностых. Хотя бы у меня была школа через дорогу, не нужно было десять километров идти пешком. Все-таки развитие происходит. #SHOWMORE__198380#

Я думаю, и у студентов будут дети, и им будут рассказывать: «Вот знаете, как нам в пандемию-то было! А вы вот сейчас живёте на всём готовеньком, без маски можете ходить».

Регина Крутоус: Вы являетесь доцентом Новосибирского театрального института. Преподаёте студентам актёрское мастерство, отвечаете за производственную практику. Как вы считаете, можно ли научить актёрской профессии?

Павел Южаков: Можно научить методологии.

Регина Крутоус: И этого будет достаточно?

Павел Южаков: Нет. Конечно, нет. Не зря же говорят: вообще нельзя ничему научить, можно только научиться. В отличие от технических вузов, где есть какие-то конкретные, чёткие закономерности, которые ты можешь выучить и что-то понимать. Ты, конечно, сам что-то не придумаешь, но будешь знать как — от таблицы умножения до матриц.

Я, кстати, не силён в математике, но я скажу, что в театральной профессии есть своя математика, есть свои логические цепочки: как сознательным путём прийти в бессознательное. Потому что многое в творческих профессиях — это бессознательное, когда тебе кажется, что раз — вышел, начал творить. Так не бывает.

Для того, чтобы начать творить, надо, чтобы у тебя возникло желание, чтобы ты понимал, куда идти, чтобы были цели, задачи, понимание того, что ты хочешь донести публике, чтобы в итоге получилось искусство. Это серьёзная планомерная работа, которая состоит из этапов, состоит из подготовки. Человека не осеняет просто так.

Это миф, что есть гений, который сидел-сидел — и вдруг к нему муза на крыльях прилетела, в голову ему попорхала, и он сочинил гениальное произведение. Такого не бывает. Это чушь и неправда.

Человек очень долго подготавливает себя, очень мучается, ставит себе конкретные вопросы, на которые он должен ответить, решает конкретные задачи. И, когда он находится в этом мозговом процессе, вдруг его осеняет — но это происходит, только если он к этому готовится.

Павел Южаков. Фото: Валентин Копалов, «Первый театр»

Тем более что касается режиссуры, потому что там огромное количество элементов, которые нужно собрать в одно, чтобы это работало. Что с точки зрения актёрского мастерства тоже: глупые артисты — это миф. Есть талантливые, у которых есть природа. Они выходят на сцену, и на них приятно смотреть. Да, он приятный, но ты не получишь от него какое-то откровение, если он не думает и не систематизирует свою профессию, не воспитывает себя, не окультуривает свой мозг.

Это будет милый, заразительный и интересный человек на сцене — дальше этого не пойдёт. Ты не сможешь транслировать какие-то серьёзные вещи, если ты глупый человек. Даже не глупый, а просто не уделяющий этому внимание и не знающий — что такое твоя профессия и как это работает. #SHOWMORE__392879#

Так что ответ: можно только научиться. Мы как педагоги можем рассказать методологию подхода к этому творчеству — что нужно сделать, чтобы в какой-то момент к тебе в дверь постучалась муза.

Регина Крутоус: Чему вас учат студенты?

Павел Южаков: С ними всё время проходишь вот эту методологию, этот четырехгодичный цикл: начинаешь с элементов, азов. И заканчиваешь уже постановкой полноценного спектакля. И каждый раз у меня происходит заново осознание профессии, с азов.

В чём сложность, например, режиссуры? Мы иногда начинаем заигрываться, забывая первоначальные основы, мы начинаем уходить в какие-то дебри и становимся не очень понятны людям. И тогда возникают вопросы о заумностях, непонятности, о том, как режиссёр себя проявляет, а не автора. То есть это может и неплохо для сообщества театрального, но в плане коннекта режиссёра и зрителя это плохо.

Уйти, закрыться в свой маленький мирок и там существовать, внутри своей каши вариться, что-то там экспериментировать — и доэкспериментироваться до того, что не найдёшь отклика у зрителей. А тогда зачем всё это? Зачем ты существуешь, человек? Ты же существуешь для того, чтобы свои даже гениальные и очень непростые идеи доносить до зрителя. Для этого профессия существует, а не для того, чтобы вариться в своём узком мире.

А студенты тебя приземляют, упрощают, не дают тебе забыть основы профессии. Ещё Станиславский всё это творчество расчленил на маленькие детальки, а мы их собираем, как пазл. Так вот, институт учит собирать правильно. Можно всё разбросать, соединить как попало и сказать, что «я так вижу мир». Ну молодец, видь его один.

Ещё студенты учат терпению. А знаете, что главное? Из-за чего, несмотря на маленькие зарплаты, все проблемы, о которых мы говорили, не уходят из института? Это молодой наркотик. Горящий глаз, когда ты видишь, что ты для человека открываешь что-то новое и у человека вспыхивает этот огонёк. Это потрясающее чувство. Ты что-то дал человеку, ты изменил его мир, восприятие мира. Ты сделал его умнее, лучше, сделал его профессиональнее. И он энергетически отдаёт тебе очень много. Ты и устанешь, и в то же время сильно подпитываешься.

Меня часто спрашивают, почему я так молодо выгляжу. Я говорю, что пью кровь младенцев... в иносказательном плане. Я чувствую себя их ровесником, когда вокруг тебя постоянно молодые лица, у тебя появляется ощущение, что ты человек вне возраста. Поэтому приходится следить за собой, заниматься спортом, быть подтянутым, чтобы не выглядеть на фоне молодости дряхлым и неинтересным. Мы, педагоги, должны быть интересными.

Регина Крутоус: Павел Валентинович, помимо театра у вас есть другая жизнь? Какой вы в частной жизни? #SHOWMORE__200642#

Павел Южаков: Мало, но есть. У меня есть спорт, у меня есть друзья, одноклассники. Мне очень повезло, потому что мы со школы дружим одним коллективом в районе пяти человек. Мы каждое воскресенье собираемся и играем в волейбол. У нас это традиция. Причём мы все разные, абсолютно все лидеры, все уже довольно серьёзные люди.

К нам уже присоединились люди с левого берега. Мы сами с правого. И вот нас около 12 человек моего возраста — 40-летних мужиков. Кто-то директор фирмы, кто-то директор бань — все в разных направлениях работают. И это мне очень полезно. Даже не столько с точки зрения, что нам вместе хорошо: мы можем спортом вместе заниматься и разговаривать. А с точки зрения того, что я могу мониторить разный мир. То есть не варюсь только в своей театральной жизни.

Мы собираемся раз в воскресенье. Из разных уголков города, из разных структур, из разных тем у меня новости появляются. Не из интернета, а, что называется, «вести с полей». Проблемы, кто как живёт, кто во власти рулит, что как происходит. Это, конечно, очень полезно. И то, что мы продержали больше 30 лет дружбу, я благодарен судьбе за это. Мы это очень ценим. Если есть в мире что-то действительно для меня важное, кроме театра, то это оно.

Регина Крутоус: То есть так вы и отдыхаете?

Павел Южаков: Ну да. Я, конечно, люблю иногда просто полежать, такое бывает, когда перетрудишься сильно. Просто лежишь и смотришь Екатерину Шульман, она говорит быстро и завораживающе. Но если говорить про активный отдых, когда у тебя есть энергия и ты не высосан как овощ — то это, конечно, у меня с друзьями.

Даже если говорить про поездки, то в одного мне как-то не нравится. Я общительный человек, видимо, поэтому профессию такую выбрал. Мне очень важно, чтобы вокруг был правильный коллектив — тогда я отдыхаю, тогда мне не тяжело. Даже если брать поездку на Алтай или в другие места, будет там со мной три человека соратников — это мой отдых, это хорошо.

Регина Крутоус. Фото: Павел Комаров, nsknews.info

Регина Крутоус: Давайте представим: если бы с театром не получилось, чем бы тогда стал заниматься Павел Южаков?

Павел Южаков: Конечно, трудно представить, но, я думаю, я был бы кризисным менеджером. Просто я без ложной скромности скажу — в эти моменты, когда всем плохо, мне становится хорошо. Когда идёт спокойная, размеренная жизнь, я менее энергичный, менее креативный, у меня меньше работает мозг.

Но, когда наступает коллапс, когда все впадают в истерику и начинают терять волю к победе, у меня почему-то парадоксально наступает ощущение «Наконец-то я нужен! А сейчас давайте-ка все собрались и побежали!». Какие-то внутренние ресурсы организма подключаются, и я из этого делаю вывод, что где-то в этой среде мне было бы интересно.

Хотя, если говорить, я в этом и работаю. Я в театре уже несколько лет работаю, можно сказать, кризисным менеджером. Потому что в тех условиях, в которых мы работаем, ни один театр не сможет действовать.

Регина Крутоус: А перспективы есть какие-то?

Павел Южаков: Перспективы — пока есть силы у меня, у директора театра, театр будет работать. Когда закончатся силы, я думаю, театра не будет. Ну, к сожалению, в России многое так. Либо много человек работал, как Пётр Фоменко — всю жизнь театр свой тянул, и всё время театр где-то ютился, даже уже будучи знаменитым театром. И буквально за несколько лет до его смерти построили большой театр. Но только человека уже нет. И понятно, что это теперь просто здание его имени. Но это реалии нашей жизни.

Регина Крутоус: Я желаю, чтобы здание «Первого театра» построили быстрее.

Павел Южаков: Да, мы в очереди. Сейчас Сергею Николаевичу Афанасьеву, мастеру моему, здание построят, и тогда уже начнём свои претензии предъявлять активно. Сейчас я не могу, потому что нельзя вперёд мастера лезть. Хотя это разные бюджеты: город и область. Но тем не менее.

Мы же даже боремся не за своё здание, мы же боремся за площадку, где бы мы постоянно находились. Это совсем разные вещи. В этом уникальность нашего театра — театр работает больше 12 лет, государственный, профессиональный, и не имеет своей площадки.

У театра Афанасьева всё равно было своё постоянное место, где они собирались и куда приходил зритель к ним. Даже когда я артистом работал — это было всегда, а у нас такого нет.

Меня так забавляет, когда говорят: «Театр Афанасьева 38 лет ждёт, и вы подождёте!» Тихо-тихо, вы не путайте. Это разные вещи. С одной стороны — без своего большого здания, а с другой — вообще без пространства, куда можно привести своего зрителя. Многие не понимают разницы, но она есть.

Блиц-опрос:

— Ваш девиз?

— Даже если тебя съели, у тебя есть два выхода.

— Что вы считаете своим долгом?

— Долгом — достроить театр, сделать так, чтобы он существовал, был крепким и стал знаменитым на весь мир.

— Что такое мудрость? #SHOWMORE__238802#

— Мудрость — умение смотреть на события с разных сторон, не однобоко.

— Как нужно смотреть в будущее?

— В будущее нужно смотреть, смотря в прошлое.

— Когда появляются силы двигаться дальше?

— Когда видишь, что твои идеи заражают коллектив рядом стоящих людей, когда у них загорается глаз.

— Какие мечты детства вы воплотили в жизнь?

— Никакие. То, о чём я мечтал в детстве, и то, чего я добиваюсь сейчас, — это абсолютные разные вещи. Космонавтом я не стал, супербогатым я не стал. У меня не появилась возможность быть невидимым, но зато я стал режиссёром, худруком, артистом и доцентом кафедры актёрского мастерства. Я никогда об этом не мечтал, не думал об этом. Это произошло само собой.

— Что бы вы сделали, если бы стали невидимкой?

— Я бы мог спокойно ходить без маски.

— Какой вы видите свою жизнь через десять лет?

— Я очень надеюсь, что прежде всего здоровой и полной творческих амбиций.

— Три главных качества, которыми, на ваш взгляд, должен обладать герой нашего времени?

— Юмор, терпение и энергия.