17 мая на радио «Городская волна» прозвучал очередной выпуск «Вечернего разговора» об истории Новосибирска«. В гостях в студии побывали сотрудница Музея Новосибирска, автор экскурсионных маршрутов, преподаватель НГТУ Елена Воротникова и преподаватель кафедры экономической теории факультета экономики НГУ, доцент, кандидат экономических наук Александр Соколов. «Новосибирские новости» публикуют полную расшифровку программы.
Взгляд назад. Исторический календарь
14 мая 1970 года состоялся торжественный митинг, посвящённый закладке первого камня Сибирского отделения ВАСХНИЛ.
14 мая 1992 года постановлением мэрии создан Сибирский кадетский корпус в Новосибирске. Он стал первым из официально возрождённых в стране. Первые кадеты приняли присягу 29 октября 1992 года. С 2003 года в Сибирском кадетском корпусе действует уникальный проект — городская экспериментальная площадка для разработки модели женского образования «Академия благородных девиц».
15 мая 1897 года состоялась торжественная закладка каменной церкви во имя Александра Невского.
15 мая 1931 года сдан в эксплуатацию металлургический завод им. 16-го партсъезда.
16 мая 2008 года в Новосибирске прошёл первый городской День науки. Во время этого праздника прошли дни открытых дверей в научно-образовательных учреждениях и организациях, экскурсии школьников по институтам Сибирского отделения Российской академии наук. На торжественном собрании чествовали лауреатов городского Дня науки.
С 19-го по 21 мая 1923 года в Ново-Николаевске был народный комиссар просвещения Анатолий Луначарский. Свой первый визит в наш город нарком совершил, чтобы принять участие в совещании заведующих губотделами народного образования Сибири. Оно проходило в Рабочем дворце. До 27 июня 1922 года это был Дом революции, сейчас — здание театра «Красный факел». Луначарский посетил школы, библиотеки, краеведческий музей, встретился с известным в Сибири журналистом, организатором архивного дела Вегманом, писателями журнала «Сибирские огни», а также выступил в железнодорожных мастерских. После второго визита в наш город в декабре 1928 года Луначарский посвятил Новосибирску очерк «Сиб-Чикаго», который вошёл в брошюру впечатлений наркома просвещения «Месяц по Сибири».
Было — не было. Модернистский центр сибирской науки
Евгений Ларин: Александр Витальевич, к вам вопрос, как к коренному жителю Новосибирского научного центра, о котором мы сегодня и будем беседовать. Как нужно говорить, чтобы не задеть ничьих чувств: АкадЕмгородок или АкадЭмгородок?
Александр Соколов: Нужно говорить АкадЕмгородок и АкадЭм. Сокращение АкадЕм не употребляется. АкадЭм — это сленг. «Я — АкадЭмовкий».
Евгений Ларин: Элемент самоидентификации жителей Академгородка! Что ж, переходим к предмету нашего разговора. Можно подумать, что место, на котором стоит Новосибирск, — не просто особенное. Как будто даже зачарованное. Вот если кратко, чтобы было понятно, о чём я говорю, то — вот так, смотрите.
В XVII-XVIII веках за условно нашей, довольно обширной территорией присматривали три-четыре острога. Они охраняли приграничные земли от воинственных кочевых соседей, постепенно полностью их вытеснили и обеспечили поселениям безопасное развитие. В том числе села Кривощёкова, где через Обь проходила древнейшая торговая тропа, так называемый «коровий брод».
Что происходит дальше? В конце XIX века инженеры-путейцы отстояли место строительства моста Транссиба через Обь — опять в створе Кривощёкова, а не Томске и не в Колывани. Сюда потянулись рабочие, потом купцы, а за ними невесты, из той же Колывани. Посёлок, а потом город стал очень быстро расти. «Сибирский Чикаго» ведь не Луначарский придумал. Это написали в томской газете «Сибирская жизнь» уже в 1901 году.
Потом, в начале XX века городской голова Жернаков своим напором продавливает строительство Алтайской железной дороги через Ново-Николаевск. Город становится, как сейчас говорят, мультимодальным транспортным узлом. Здесь сходятся все дороги. Следует просто взрывной рост города, которого не было ни до, ни после.
Великая Отечественная войны делает Новосибирск центром эвакуации предприятий оборонки, ведущих творческих коллективов, музейных ценностей. Город поднимается в промышленном и культурном плане — и очень высоко поднимается.
И вот в 1957 году Новосибирск получает новый мощный импульс к дальнейшему развитию. Что происходит?
18 мая 1957 года Совет министров СССР принимает постановление об организации Сибирского отделения Академии Наук. В нём сказано: «1. Одобрить предложение академиков Лаврентьева и Христиановича о создании в Сибири мощного научного центра. 2. Организовать Сибирское отделение АН СССР и построить для него научный городок близ города Новосибирска».
Так почему снова Новосибирск? Не, скажем, Красноярск, не научный город Томск? Что влекло именитых академиков в наш город?
Елена Воротникова: Когда академики приехали в Сибирь воплощать свою грандиозную идею, то они сначала исследовали несколько мест. Они были в Томске, были в Иркутске, но их там не особо гостеприимно приняли. Видимо, побоялись, что учёные со своими авангардными идеями, со своим уставом ворвутся — и нарушат сложившийся уклад.
Плюс учёным нужны были экспериментальные площадки. Учёные занимались гидродинамикой, а здесь такой полигон для испытаний — Обское водохранилище. Лесные просторы — тоже очень хорошо. Новосибирск — это крупнейший центр, к тому он уже был и научным центром. Есть аэропорт «Томлмачёво». Недалеко от Москвы, но в то же время автономно. Поэтому выбор пал на Новосибирск.
Евгений Ларин: Всё-таки Обское море стало решающим притягательным элементом, чтобы создавать Академгородок не в центре Новосибирска, где можно было бы использовать существующие здания, селить учёных, а за городом, в сосновом бору, где пришлось всё строить с нуля? Это же огромные силы и затраты! Как на это пошло высшее руководство страны?
Александр Соколов: Я считаю, что в центре города было фактически невозможно размещение. Большое количество институтов. Конечно, изначально их не столько планировалось, ряд из них появился позже, в процессе. Была своя очерёдность, какие-то возникли в последнее время. Но, тем не менее, попытаться воткнуть такое количество институтов в центре было невозможно. Нужно же было не просто много зданий.
Почему был выбран Новосибирск? Во-первых, я немножко не согласен с тем, что Томск — это известный научный центр. Томский университет — это не научный центр, а образовательный. Томск — это известный вузовский центр, без всякого сомнения, но гораздо в меньше степени научный центр.
Следующий момент. Фактически все, за редким исключением, институты, которые работали в советское время, работали на оборонку.
Поэтому получился симбиоз. Были предприятия оборонной промышленности, под них появилась наука, которая во многом на оборонку работает. И следующее, что за этим потянулось, — это Новосибирский государственный университет.
Евгений Ларин: Знаменитая триада Лаврентьева! Когда вообще появилась идея создания Сибирского отделения Академии наук?
Александр Соколов: Она появилась раньше. На улице Фрунзе есть здание, на котором написано: «Западно-Сибирское отделение академии наук».
Елена Воротникова: В Музее истории архитектуры имени Баландина сохранился проект Академгородка, который планировали построить в центре Новосибирска до войны. Там был целый научный квартал. Но успели построить только здание на Фрунзе.
Евгений Ларин: Когда читаешь материалы о создании Академгородка, складывается такое впечатление, Лаврентьев придумал вообще всё — от структуры Сибирского отделения и институтов вплоть до того, как учёные будет ходить по городку из дома на работу, в институты. Это действительно так?
Елена Воротникова: Конечно, Академгородок называют детищем Лаврентьева. Основная его структура, идеи, которые заложены в основу, принадлежат Михаилу Алексеевичу. Старожилы называют Академгородок деревней Лаврентьевкой.
Есть местная поговорка:
«И в беде, и в радости, и в горе нам всегда Лаврентьев помогал,
Ни минуты сам не знал покоя, и другим покоя не давай».
Не было бы Лаврентьева — не было бы и Академгородка. Концепции, которые заложены в проект, в стиле модернизм. Концепция природоохранного строительства была взята за основу. Этот стиль тогда гремел по всему Советскому Союзу, был новаторским, в Академгородке он был взят на вооружение. Старались сохранять природу, не нарушать природное окружение, биологи леса поддерживали и высаживали новые деревья.
Евгений Ларин: Я слышал такую легенду, что, прежде чем проложить асфальтированные пешеходные дорожки, Лаврентьев подождал, пока сами жители их сначала протопчут, чтобы было удобно ходить. Это действительно так?
Елена Воротникова: Я говорила с жителями Академгородка, которые были первопоселенцами, они подтверждают, что это так и есть. Это называлось «голосовать ногами» за самый удобный путь. Ходили от работы до дома или от торгового центра, от общественной зоны до дома краткими путями, появлялись тропиночки. Потом бытовая комиссия или другие службы ходили и засыпали эти тропинки гравием.
Евгений Ларин: Александр Витальевич, сохранились эти тропинки, пользуетесь ими?
Александр Соколов: Асфальтированными уже.
Евгений Ларин: А похожи они на те тропинки, которые были «отголосованы ногами» по тем удобным маршрутам? Либо их конфигурации совершенно изменились?
Александр Соколов: Это сложный вопрос. Очень сложно себе представить, что улица Терешковой была проложена именно таким образом, участок улицы Терешковой от Морского проспекта до Новосибирского государственного университета. Дело в том, что люди ходили, судя по всему, в очень нетрезвом состоянии и прокладывали эту тропинку. Она петляет совершенно замечательным образом. С другой стороны, такое «голосование ногами» продолжалось и, наверное, продолжается до сих пор.
Недавно, ещё лет десять назад, была очень удобная, хорошая торная тропинка через лес от Морского проспекта до университета. Но после этого там построили дома на Коптюга, поэтому приходится обходить. Как легенда, наверное, годится.
Елена Воротникова: Я занимаюсь экскурсионным делом, и мы делали с жителями Академгородка виртуальные прогулки, которые сейчас можно послушать на сайте izi.travel. И одна из таких прогулок с Ладой Юрченко, она водили меня через лес по таким тропинкам, которые знают только старожилы, и рассказывала истории, связанные с разными аспектами жизни в Академгородке. Очень интересно было.
Евгений Ларин: В конце 1950-х — начале 1960-х годов многоэтажное строительство ведь было уже вполне на подъёме. Почему Академгородок не стал многоэтажным?
Александр Соколов: Это мы возвращаемся к предыдущему вопросу. По легенде малоэтажную застройку одобрил Лаврентьев, настоял на ней. Хотя есть другая легенда, что был определённый план многоэтажной застройки, но его не одобрил Хрущёв.
Евгений Ларин: Эту историю можно много где прочитать. Что такое не понравилось Никите Сергеевичу, что он якобы даже при том, когда шла протокольная съёмка его визита, начал башмаком или не башмаком сбивать с макета многоэтажные постройки. Чем они ему не угодили?
Елена Воротникова: Есть разные версии.
И про Хрущева легенда или история, похожая на легенду — как он, увидев проект с точащими высотками, рассердился и просто смахнул все эти домики с проекта: «Зачем высотки строить в лесу, чтобы ворон приманивать? Вот в Петербурге архитектор Растрелли брал не высотой, а красотой».
Хрущёв сказал, что здесь здания должны быть тоже соразмерными, чтобы учёным было комфортно находиться в этой среде, прогуливаться.
Евгений Ларин: Удалось с красотой?
Александр Соколов: Красота, скорее, окружения, всё это находится в лесу, совершенно замечательная обстановка. А о красоте хрущёвок можно, конечно, поспорить.
Евгений Ларин: Морской проспект, насколько я понимаю, уже другим типом домов застроен, не хрущёвками?
Александр Соколов: Это полногабаритные дома, но это одни из первых домов, которые строились, а это времена Хрущёва. И первые коттеджи — это тоже то, с чего начинался Академгородок. Это была улица Обводная, которую потом нарезали на несколько кусочков. То есть улица улицей и осталась, но отдельные её части стали носить разные имена: улицы Академическая, Терешковой, Мальцева и Воеводского. Всё это была улица Обводная, которая выглядела как полукруг.
В Академгородке было три типа строений: коттеджи, полногабаритные дома, как кирпичные, так и панельные, и, собственно, хрущёвки. А после, в постхрущёвские времена, появляются девятиэтажки — на улице Ильича и на Терешковой, от дома №6 до дома №12.
Евгений Ларин: У Лаврентьева же тоже был коттедж?
Александр Соколов: Да, он сохранился.
Евгений Ларин: У него же было два дома, в одном он жил, а другой использовал в представительских целях? Шикарный коттедж, якобы подаренный лично Хрущёвым?
Елена Воротникова: История такая. Когда Лаврентьев приехал, он поселился в избушке лесника, она тоже сохранилась. Место, где стоят коттедж и избушка, называется Лаврентьевская заимка. Там сейчас живёт внук Лаврентьева, в этой избушке.
И тогда Хрущёв взял строительство под своё кураторство, Академгородок стал строиться быстрее. Хрущёв приехал и сильно отругал Лаврентьева за то, что он живёт так скромно, в избушке, и повелел построить для него коттедж. Коттедж роскошный, который глядит окнами на Обское море и ботанический сад. Говорят, Лаврентьев пожил там недолго, месяца три, и обратно перебрался в свою избушку. В коттедже ему было неуютно, и там устроили что-то вроде филиала Дома учёных, которые построили позже. В коттедже можно было организовывать вечера, светские рауты, приёмы. Такая у него была функция.
Евгений Ларин: Ещё про планировку. Всем известен микрорайон «Щ», хотя никто толком не может объяснить эту загадочную букву. Но только жители Академгородка знают, что есть и другие микрорайоны. Что это за деление?
Александр Соколов: Там всё по буквам, за исключением «Щ»: «А», «Б», «В» и «Г» — это верхняя зона. А микрорайон «Д» — нижняя зона, хотя это в меньше степени употребляется.
Евгений Ларин: Давайте поясним, что такое верхняя и нижняя зоны.
Александр Соколов: Это география.
Евгений Ларин: Верх — север, низ — юг?
Александр Соколов: Нет. Высшая точка — это то место, где пересекаются улица Терешковой, Морской проспект и Проспект Лаврентьева. А нижняя зона — это по Проспекту Лаврентьева, к тому микрорайону, который называется микрорайон «Щ». Там выделяется два микрорайона — «Д» и «Щ». По документам, я думаю, микрорайон «Д». А название «Щ», по легенде, связано с щитовыми домами, кто-то так прозвал.
Евгений Ларин: Первым институтом Академгородка был Институт гидродинамики, в котором работал Лаврентьев. А когда начались занятия в НГУ и кто были первые студенты? Я так понимаю, что занятия начались гораздо раньше, чем построили университет.
Александр Соколов: Занятия начались в 1959 году. К этому времени была построена школа №25, ныне это гимназия №3. Школа была типовая, то есть рассчитанная на большое количество учеников. Там было достаточно свободного пространства и свободного времени. Так как школьников было ещё не так много — откуда бы они взялись — там занимались студенты. Ни одного из современных общежитий тогда ещё не было построено.
Общежитие было рядом, в доме, который стоит углом на Морском проспекте и улице Терешковой. Это Морской проспект, 2. Там сейчас Институт водных и экологических проблем, управление делами СО РАН, раньше там находился военкомат, а до этого — общежитие.
Елена Воротникова: В первый год работы НГУ, когда здание ещё не было построено, и, возможно, общежитие ещё не функционировало (или не всем доставались места), но некоторые ребята жили прямо в палатках — ждали, пока построятся общежития. Жили на том месте, где сейчас пост ГАИ, ближе к Обскому морю.
Евгений Ларин: А сколько было этих студентов самого первого набора?
Елена Воротникова: Насколько я помню, 85 человек.
Александр Соколов: Всех факультетов, судя по всему. Они все друг друга знали. Я — сын человека...
Евгений Ларин: ...Который жил в палатке?
Александр Соколов: Нет, в палатке моя мама не жила, эту историю она мне не рассказывала. А про общежитие рассказывала.
Евгений Ларин: А факультеты первые какие были?
Александр Соколов: Был физический факультет, механико-математический.
Елена Воротникова: Геологический, и химики тоже были.
Александр Соколов: Экономический факультет возник позже, гуманитарный — не знаю когда.
Евгений Ларин: К Академгородку в Новосибирске, наряду с Оперным театром, с самого начала его существования — городка — и даже с начала его строительства, было приковано внимание иностранных высокопоставленных гостей, руководителей государств. Кто их известных политических деятелей и вообще знаменитостей побывал в Академгородке?
Елена Воротникова: Никсон был, тогда ещё будущий президент США. Он приезжал в 1958 года, когда Академгородок только начал строиться. Он приехал, когда строительство застопорилось, подъёмные краны стояли, не шевелились, ничего не происходило. И он сказал, что нечего бояться этих русских, мол, ничего они не построят. И, как гласит то ли история, то ли легенда, когда Хрущёв об этом узнал...
Евгений Ларин: Он немедленно снял башмак и запустил им в строителей!
Елена Воротникова: Он постарался сделать так, чтобы городок стал имиджевым проектом, если на современный лад говорить. Но это, наверное, легенда. Шарль де Голль там был, Ким Чен Ир, Хиллари Клинтон.
Евгений Ларин: А из артистов?
Елена Воротникова: Владимир Высоцкий там бывал, скульптор Эрнст Неизвестный. Тогда ещё не было Дома учёных, выступали в ДК «Академия». Говорили, что ДК «Академия» должна стать доминантой Академгородка, что её нужно надстроить и возвысить. Раньше это был типовой кинотеатр «Москва». Потом оказалось, что в Академгородке среди учёных очень много творческих личностей, и им нужно было какое-то место, где бы они себя проявляли, и Лаврентьев решил из кинотеатра сделать ДК «Академия».
Александр Соколов: Ещё был Александр Галич. Из известных артистов были довольно многие, потому что большой зал Дома Учёных — это, в частности, театральная площадка, на которую приезжало много московских и немосковских театров.
Евгений Ларин: Про Дом учёных. Председатель СО РАН академик Пармон как-то в одном из интервью рассказал, что Дом учёных изначально был неким закрытым клубом для научной элиты, чтобы бы туда попасть молодому учёному — нужны были рекомендации его маститых коллег. А сейчас мы знаем, что туда может попасть любой желающий даже без билета — пообедать в ресторане или просто посидеть в летнем саду. Что за метаморфоза произошла с этой площадкой?
Александр Соколов: Есть членство в Доме учёных, по-моему, оно продолжает существовать, какие-то преимущество оно даёт. Не знаю, как это было в самом начале.
Евгений Ларин: А для докторов наук — судачки порционные «а-ля натюрель» в ресторане?
Александр Соколов: Для докторов наук был докторский заказ. В советские времена была система заказов. Обычные жители могли раз в месяц что-то купить по минимальным ценам, а докторский заказ был более богатый.
Евгений Ларин: Включал докторскую колбасу?
Александр Соколов: Её уж точно не включал! Заказ могли развезти по домам. Докторам развозили, нужно было только заказать и получить на дому.
Евгений Ларин: Кстати, проект Дома учёных, по-моему, даже получил какую-то престижную премию?
Александр Соколов: Торговый центр совершенно точно получал. Продуктовая его часть. Зеркальные чёрные квадраты признали уникальным решением и дали какую-то премию.
Елена Воротникова: Проект Торгового центра выставляли в Монреале. Дом учёных признан памятником архитектуры XX столетия. Архитекторы — Орлов, Лавров и Левин. На тот момент, когда только модернизм появился, Дом учёных был уникальным сооружением.
Александр Соколов: Там выставки часто проходят.
Елена Воротникова: Есть Малый зал с конференц-залом и зимним садом с уникальным современнейшим дизайном. Два корпуса соединяет выставочный переход. Кажется, что эти здания и сооружения очень простые, но там всегда зашифрована какая-то идея.
Например, у Малого зала мы видим колонны, они отделаны чёрным материалом. Это сделано для того, чтобы машины и люди, которые двигаются, отражались — и говорили о том, что всё здесь находится в движении и в развитии. Переход — картинная галерея — кажется небольшим и узким, но перед ним стеклянная стена, а перед ней устроен сквер. Меняются времена года, меняются цвета, состояние природы, и у тех, кто находится в картинной галерее, пространство расширяется.
Я читала этот проект, как архитекторы-модернисты расшифровывали все свои градостроительные идеи. Чёрные плиты на гастрономе торгового центра тоже были сооружены, чтобы в них отражались берёзы, которые стоят напротив. Это символизировало связь природы и архитектуры.
Александр Соколов: Ещё было замечательное использование Дома Учёных, пока не запретили. Не одно поколение теннисистов тренировалось с тыльной стороны Большого зала, отрабатывали у стенки удары.
Евгений Ларин: Был такой знаменитый студенческий клуб «Под интегралом». Что там такое происходило, что власти его даже закрыли?
Александр Соколов: Это было выступление в 1968 году Галича, проведение бардовского фестиваля?
Евгений Ларин: Галич был запрещён?
Александр Соколов: Нет, Галич не был запрещён, и фестиваль не был запрещён. Галич выступал на мероприятиях, которые потом стали называться квартирниками, и такая форма существования считалась нормальной. Он выступал перед небольшой аудиторией, расходились магнитофонные записи, и всех всё устраивало.
А тут два обстоятельства. 1968 год — это знаменитая Пражская весна, события в Чехословакии, когда Советский Союз ввёл туда войска, и последовало «закручивание гаек».
А второе — это то, что Галич выступил на этом фестивале. Причём выступал он на нескольких площадках, довольно активно, и, судя по всему, где-то уже перешёл ту границу, которую готовы были терпеть.
Евгений Ларин: От студентов НГУ, по крайней мере, ещё в начале 2000-х, можно было услышать вот примерно такую фразу: «Встретились мы у „Поганки“, потом забежали в „Муравейник“ и пошли к „Табакерке“». Давайте попробуем расшифровать эту абракадабру!
Елена Воротникова: «Поганка» — это знаменитый ресторан торгового центра, ресторан «Ермак». Мало кто из жителей Академгородка знал, что он так назывался. Его сразу назвали «Поганкой». И не потому, что так невкусно кормили. Это полукруглое сооружение, крыша, которая устроена на ножке-колонне посередине — издалека действительно похоже на поганый гриб.
Евгений Ларин: Его к какому-то архитектурному стилю можно отнести?
Евгений Ларин: Это та самая модернистская архитектура.
Евгений Ларин: Что с «Муравейником»?
Александр Соколов: С «Муравейником» всё очень просто. Ситуация следующая: ни один академовский человек таким образом этот магазин не назовёт. Это на Терешковой, 12, первый этаж, продовольственный магазин. Он был построен в 1975 году. Я это хорошо помню: я тогда заканчивал детский сад, и как раз перед нашими глазами заканчивалась стройка этого дома.
«Муравейник» — это студенческое название, только студенты так называют этот магазин. Первое название его было «Новый магазин». Всё что угодно, как угодно, но «Муравейник» — это не местное название. В точности так же, как ТЦ: никто, кроме студентов, не назовёт его словом «Торец». Были устоявшиеся названия. Были местные и были приезжие. Всё-таки Студгородок — это Студгородок, там временами были не совпадающие названия.
По поводу «Табакерки». Насколько я понимаю, имеется в виду ТБК.
Евгений Ларин: Ещё «три быка» говорили.
Александр Соколов: «Три быка», разумеется, это святое! Там был клуб «Калейдоскоп», сейчас это выставочный центр. Там было кафе и продовольственный магазин. Переходило это всё в парикмахерскую, которая парикмахерской не стала. Фехтовальщики сумели отвоевать это помещение.
Евгений Ларин: Им сам бог велел!
Александр Соколов: И там появился фехтовальный клуб «Виктория», который существует до сих пор. Уже ничего не осталось из того, что было, а клуб «Виктория» живёт. «Три быка», «Табакерку» не слышал.
Евгений Ларин: ТБК — что лежит в основе?
Александр Соколов: Торгово-бытовой комплекс. Судя по тому, что планировалась парикмахерская, отсюда «бытовой». Ничего другого подходящего под это определение, там просто нет.
Евгений Ларин: В Академгородке, как, пожалуй, больше нигде, много улиц с весьма романтическими названиями: Морской проспект, Цветной проезд, Весенний проезд, Жемчужная, Золотодолинская. Кому обязаны эти улицы своими названиями? Лаврентьеву?
Елена Воротникова: Нет. Первоначально на плане Академгородка стояли названия вполне прозаичные. Например, если на улице была больница, улица называлась Больничная. Сейчас это улица Пирогова.
Вообще, призыв шёл от профессоров Льва Овсянникова и Георгия Мигиренко. Была даже заметка в газете: «Красивому городу — красивые названия улиц». Руководителем этой бытовой бригады был Михаил Самуилович Кочан — он вспоминает, что они ходили по улицам и думали, какие ассоциации эта улица вызывает. Они хотели, чтобы потомки, когда читали бы или произносили эти названия, понимали бы, что ребята из прошлого хотели им передать.
Евгений Ларин: Интересно, какие же ассоциации вызвала у них улица Ионосферная?
Елена Воротникова: Наверное, ассоциации с прорывами в науке. Морской проспект назвал контр-адмирал Георгий Сергеевич Мигиренко, ему такая прямая улица, которая ведёт к морю, как мы называем Обское водохранилище, напомнила проспекты Ленинграда. Хотя не все были за такое название, что, мол за морской проспект в Сибири?!
Александр Соколов: Самое интересное, какие ассоциации возникали, когда назвали улицу Ильича?
Евгений Ларин: А какого именно Ильича?
Елена Воротникова: История было такая. Когда назвали улицы, оказалось, что ни одной идеологически правильно названной улицы в советском наукограде нет. Улицу Ильича сначала назвали Бульвар отдыха. Это же общественная зона, у неё, действительно, такая атмосфера до сих пор. Потом одно время её хотели назвать Проспектом науки, но оказалось, слишком короткий получается путь к науке, а это неправильно. Бульвар отдыха переименовали в улицу Ильича, в Владимира Ильича Ленина.
Евгений Ларин: Давайте будем считать, что в честь Петра Ильича. Чайковского.
Александр Соколов: Ильичей много. Когда к власти пришёл Леонид Ильич, шуточек на эту тему хватало.
Евгений Ларин: Кстати, улица Золотодолинская — это намёк на Силиконовую, или Кремниевую долину, американский технологический центр со множеством университетов? Такой претензии там не предполагалось?
Александр Соколов: Думаю, вряд ли. Просто по осени это действительно очень красивая улица. Хотя, конечно, почему «золотая», я не знаю. Там очень много рябин и каких-то ещё деревьев, у которых по осени красные листья. Смесь золотого и красного, очень красиво.
Елена Воротникова: Эту улицу Владимир Титов назвал, один из первопоселенцев, сейчас академик. Дело в том, что место это называлось Волчий лог. И предположили, что это может напугать учёных, которые переезжают из столиц: куда мы едем, в какой-то волчий лог?! И решили место назвать Золотой долиной, это звучит красивее. А осенью — действительно, когда берёзы желтеют, то кажется, что они усыпаны золотом. Замечательное место.
Евгений Ларин: Якобы даже письма начали приходить на адрес Золотая долина ещё до того, как официально появилась улица Золотодолинская.
Елена Воротникова: Да, рассказывали о таком факте.
Евгений Ларин: Давайте, наверное, завершим тем, что скажем, как изменился Академгородок за последние, предположим, 20 лет? Какие наиболее заметные перемены там произошли.
Александр Соколов: Во-первых, конечно, это строительство нескольких объектов и нескольких маленьких жилмассивов, которые выбиваются из архитектурного стиля, которые там изначально планировался.
Второе — это то, что поменялся состав. Раньше в большинстве это были люди, работавшие в науке, и те, кто непосредственно в науке не работали, но так или иначе трудились в институтах на разных должностях. Сейчас Академгородок во многом спальный район, масса людей уже никакого отношения к науке не имеет.
Ну а так, временами, если убрать машины и пластиковые окна, то заходишь в какой-нибудь двор, и ощущение такое, что не поменялось ничего. Так, как и в городе Санкт-Петербурге, когда временами заходишь в эти дворы-колодцы, если убрать машины и пластиковые окна, то можно представить, что это Петербург Достоевского.
Евгений Ларин: Как и в Новосибирске, если зайдёшь на какой-нибудь переулок Серафимовича или Пархоменко, тоже можно ощутить себя в 1930-х годах.
#История #Интервью #Городская история #Наука #Городская волна #Однажды в Новосибирске