{{news.content}}
{{news.date}}
{{news.section.name}}
Серьёзная работа с психологом может свести к минимуму риск прогрессирования рака груди после операции, но в российских стандартах лечения онкологических болезней этого направления пока нет. Что больше всего пугает пациенток с опухолями молочной железы? Зачем прооперированным женщинам медитации и задачки для головного мозга? Сколько времени нужно, чтобы избавиться от неконструктивных мыслей и убеждений? Об этом «НН» рассказал клинический психолог Алексей Волнухин — автор программы онкопсихологической реабилитации, разработанной в Новосибирском институте клинической психологии при поддержке департамента по социальной политике мэрии.
— Алексей Владимирович, вы не одно десятилетие работаете с психосоматикой и болезнями, на течение которых влияет эмоциональное состояние. Слышала мнение, что рак молочной железы — это психосоматическое заболевание. Вы с этим согласны?
— Появление у человека онкологического заболевания, как и многих других — это во многом случайность. При раке молочной железы существует «синдром семейной предрасположенности», обусловленный мутацией гена BRCA, но частота этого достаточно невелика. Что касается влияния стресса на возникновение опухоли — в одной из последних монографий констатируется отсутствие убедительных данных о взаимосвязи заболеваемости раком и психоэмоциональных нарушений.
Алексей Волнухин. Фото: Павел Комаров, nsknews.info
Другое дело — прогрессирование заболевания после проведённого комбинированного лечения. Рядом исследований подтверждено, что патофизиологические изменения, характерные для реакции стресса, могут усугубить болезнь. Стресс после выявления и лечения заболевания можно и нужно считать фактором риска прогрессирования рака молочной железы. И именно поэтому психологическая коррекция после перенесённой операции необходима.
— Знаю, что прооперированных пациенток с раком молочной железы вы ведёте не один год. Сколько их было? Почему они приходят в тяжёлом эмоциональном состоянии даже после успешного хирургического вмешательства?
— Я работал примерно с двумя сотнями женщин, прооперированных по поводу рака груди. Самой молодой пациентке было чуть за 30, самой взрослой — за 70, но большинству — 40-45 лет.
Вначале мы в институте клинической психологии намеревались выявить типичные проблемы, которые тревожат этих женщин. Выяснилось, что разброса мнений вообще нет. Основная причина выраженного стресса — это страх из-за возможного прогрессирования заболевания.
Все остальные тревожащие факторы менее значимы. У некоторых пациенток есть сложности в семье. Кого-то беспокоят косметические дефекты, но в меньшей степени. Многие женщины на сессиях говорили, что перед секторальной резекцией были согласны и на более радикальный объём операции — удаление молочной железы. Сегодня в Новосибирске не проблема сделать её реконструкцию, поэтому это не является серьёзным фактором стресса.
А вот страх возвращения заболевания у пациенток огромен, потому что сегодня в информационной среде ставится знак равенства между раком и смертью. Женщины из каждого утюга слышат, что кто-то умер от злокачественной опухоли. И моя первоочередная задача как специалиста — помочь им избавиться от этого ненужного убеждения. Тем более что основная группа моих пациенток — это женщины с диагнозом, установленным на ранних стадиях, с высокой вероятностью стойкой ремиссии.
— Как вы работаете с этими мыслями и убеждениями? На сайте института клинической психологии много отзывов от женщин, но без подробностей. В чём заключается ваша методика?
— Я считаю, что уже с первой консультации человек должен уйти с чувством, что ему стало легче. Например, одна из типичных проблем пациенток не только с онкологическими, но и с другими хроническими заболеваниями — они приходят с пухлыми папками данных обследований, с рекомендациями различных специалистов и, несмотря на это, с непониманием своего состояния.
Фото: Yuris Alhumaydy, unsplash.com
Я уже толщину этих папок стал измерять не в сантиметрах, а в рублях. Спрашиваю: «Тут, наверное, тысяч на 40 (50, 60)?» Часто отвечают, что и больше. Но бывает, что лечащие врачи не слишком подробно объясняют пациенткам, что важно, что не очень важно, что нужно каждый день, а что в каких-то отдельных ситуациях. Бывает, сами женщины постеснялись что-то спросить. Эта, безусловно, очень важная задача — рассказать пациентке об особенностях её состояния и тактики лечения — часто остаётся нерешённой. А неопределённость и сомнения порождают тревогу и страх.
Поэтому на первой консультации мы объясняем и структурируем все назначения и рекомендации, которые были даны. Я врач, я понимаю, что это за терапия, какие побочные эффекты есть у препаратов, и могу ответить: что, когда, как и зачем. И пациентке уже становится легче, потому что неопределённость исчезает. Понимание ситуации — даже не самой приятной — всегда лучше. Это самый первый шаг в психокоррекции для профилактики рецидива.
— Назначения по полочкам разложили. Что дальше?
— Дальше начинается терапия, основанная на осознанности, или когнитивная терапия третьей волны.
В основе этой работы лежат созерцательные восточные практики. Ненавижу слово «медитация», потому что оно девальвировано в русском языке. Теоретики буддизма считают, что нет другого слова, которое настолько бы отличалось в широком употреблении от его изначального смысла.
У восточных практик, которые на первом этапе можно считать тренировкой внимания, есть доказанный нейрофизиологический эффект. Они усиливают нисходящую регуляцию, снижают активность эмоциональных центров, повышают порог чувствительности. Человек перестаёт бурно реагировать на то, что ещё недавно его эмоционально захлёстывало.
Кроме этого, я всегда задаю вопрос «Когда вы чувствуете себя хорошо?». И ответ всегда один, в различных вариантах — когда пациентка занята какой-либо деятельностью. Так или иначе, это момент, когда внимание сфокусировано на выполнении какой-то задачи, мозг работает над решением какой-то проблемы.
Внимание — это единственная функция мозга человека, которой мы можем управлять. Когда оно сфокусировано, пациент не скатывается в произвольно сгенерированное переживание. А если просто сесть на диван или заняться монотонной работой, которая не требует когнитивных усилий, то мозг, который не может не думать, озадачит сам себя. И если в недавнем прошлом было значимое или травмирующее событие, оно актуализируется, и размышлять человек будет именно о нём. Новые, свежие решения не появляются, мысли вертятся по кругу без завершения, человек живёт в условиях постоянной тревоги и страха.
Фото: Роман Крафт, unsplash.com
Пациентки осваивают практики контроля собственного сознания, тренируются это делать и в промежутке между нашими встречами ежедневно уделяют занятиям дома по 40 минут. Такая тренировка мозга имеет накопительный эффект. Женщина становится эмоционально более устойчивой.
Кроме того, пациентка начинает распознавать мысли, которые запускают программу тревоги, и по-другому к ним относиться: не как к существующей реальности, а как к комментариям, которые появляются в голове вопреки нашей воле. И учится занимать свой мозг, выполнять часть повседневной работы не автоматически, бездумно, а осознанно. Когда мозг занят, мысли никуда не улетают.
— Сколько времени обычно требуется, чтобы научиться их контролировать?
— Обычно достаточно 3-5 недель, чтобы увидеть положительные изменения. Окончательный результат традиционно оценивается через восемь недель. И это направление психологической коррекции имеет эффект в разных клинических ситуациях, начиная с онкологических заболеваний и заканчивая стрессом, родовспоможением, пищевым поведением.
— Женщины с раком — тяжёлые пациенты для психолога?
— Это самая комфортная категория больных, с которыми мне доводилось работать. Они обязательные, дисциплинированные и мотивированные. Иногда люди считают, что врач пальцем щёлкнет — и они уйдут счастливыми. Нет, конечно. В психологической работе многое зависит от пациента. Я могу рассказать, объяснить, научить, но выполнять рекомендации должен он сам. Эти женщины стараются и выкладываются в работе, и приятно видеть результат: они уходят спокойные и с планами на будущее.
