25 апреля на радио «Городская волна» (101.4 FM) прозвучал очередной выпуск «Разговора об истории Новосибирска». В гостях в студии побывал учёный секретарь Музея Новосибирска, кандидат исторических наук Евгений Антропов. «Новосибирские новости» публикуют полную расшифровку программы.
Евгений Ларин: Весна, хоть и немного капризная, в наши края всё же пришла. Первым признаком её наступления до 1957 года у нас был ледоход на Оби. Об этом рассказывает, например, очень трогательный лирический выпуск кинохроники Западно-Сибирской студии о том, как весной 1956 года новосибирцы любуются последним ледоходом в городе. После 1957 года, когда запустили в работу Обскую ГЭС, ледоходов на Оби не стало, весь лёд стал оставаться в водохранилище.
А паводки продолжились и после появления ГЭС. И временами они были довольно серьёзными. Ну а до того, как появилась плотина, наводнения и ледоходы в наших местах порой были просто страшными — об этом говорят исторические документы. Сегодня мы поговорим о том, какую роль в истории нашего города, и даже, возможно, его возникновения, сыграли эти стихийные силы.
Для начала давайте вспомним кратко историю наводнений в пойме Оби в ХХ веке. Пойдём при этом реверсивным порядком — от современности в сторону середины и начала прошлого века. Среди многоводных лет были настоящие рекордсмены, и их, думаю, стоит «назвать поимённо».
Евгений Антропов: Да, даже такие никудышные старожилы, как я, не совсем бородатые, помнят последние такие многоводные годы. Тогда, в отличие от кривощёковских времён, были СМИ и соцсети, которые в том числе нагнетали ситуацию. Я имею в виду 2015 год, его, наверное, все хорошо помнят. Я, например, помню живые рассказы очевидцев, то есть владельцев дачных участков, которые подтапливало. Я знаю одного человека, который после наводнения 2015 года избавился от дачного участка в пойменной зоне, просто потому что затопило буквально по пояс. Вода уже чуть ли не в дом начала поступать. А учитывая то, что потом твой любимый огород и твои теплицы будут заилены...
Евгений Ларин: Зато рыбу в огороде можно ловить!
Евгений Антропов: Да, это, конечно, большой плюс. Но я представляю, какая это была для людей катастрофа! В 2015 году такое произошло впервые примерно за полвека — с 1966 года. А дело было в начале мая, на праздники, и дачники рванули спасать своё имущество. Вода тогда поднялась более чем на полметра.
Евгений Ларин: 527 сантиметров, я нашёл эту цифру. Это притом что критической у нас считается отметка в 360 сантиметров.
Евгений Антропов: Конечно, это интересно, что мы застали такой разгул стихии, потому что предыдущие наводнения, 1993 года и 2010-го, я уже помню смутно. Но, конечно, эти наводнения были зафиксированы в СМИ и в разных хрониках. Причём в 2010 году была интересная особенность: так совпало, что, помимо таяния снега в горах Алтая, во второй половине мая были сильные дожди. И вторая волна пришла значительно позже — в июне, когда обычно начинается отток воды. И это тоже вызвало большие подтопления в частном секторе пойменных мест Первомайки, Дзержинки, Советского района.
Евгений Ларин: А какие паводки были самыми многоводными за историю существования ГЭС? Вы уже упомянули 1966 год. Какие ещё?
Евгений Антропов: Сохранились фотографии, если я не ошибаюсь, 1969 года, а фотографии — как визуализация — всегда здорово воздействуют на чувства и эмоции людей. Я имею в виду фотографии подтопленной набережной. В 1969 году набережная, какой мы её знаем сейчас, уже существовала — с гранитной подпорной стенкой. Если мы сейчас заглянем за парапет, мы практически в любое время года, особенно осенью, увидим, что до воды там несколько метров. И действительно, страшно представить, насколько тогда много было воды! Цифры мало что говорят нашим чувствам и эмоциям, а когда ты видишь такое на фотографиях, становится страшно.

Евгений Ларин: Тогда, наверное, и жилые дома тоже подтапливало?
Евгений Антропов: Конечно! Другое дело, что, в отличие от сегодняшнего дня, когда есть соцсети, которые фиксируют информацию и сохраняют её, тогда информация цензурировалась.
Но, судя по всем косвенным данным, это было катастрофическое наводнение!
Евгений Ларин: Я прочитал, что абсолютным рекордсменом в отношении паводка за всю историю наблюдений стал 1920 год, когда вода поднималась на 1020 сантиметров, то есть фактически втрое выше критической отметки. Но я, к сожалению, не нашёл информации о том, что там происходило. Но, наверное, всё это происходило всегда примерно одинаково. Что писали в газетах о противопаводковых мерах?
Евгений Антропов: Нет, к сожалению, я тоже не встречал никаких сведений о том, что там происходило. Сама по себе эта цифра кажется фантастической. Но, наверное, если пост гидромета зафиксировал эту отметку, то так оно и было. Но если в 2015 году вода поднялась на 527 сантиметров, а в 1920-м было больше тысячи, то это значит, что были затоплены прибрежные районы практически всего города.
Евгений Ларин: Высоких мест в городе у нас не очень-то много.
Евгений Антропов: Правый берег высок — Железнодорожный, Центральный районы. Но частный сектор — а люди, как известно, строились везде, где только можно и где нельзя, — многие прибрежные территории затапливало.

Но вообще нужно сказать, что высокая вода весной для жителей правого и левого побережий не была новостью. У жителей первых линий были лодки, они очень хорошо ими пользовались.
Люди жили рекой гораздо интенсивнее и полнее, чем сейчас. Люди обо всём этом знали и особенно не жаловались.
Пресса, в частности газета «Советская Сибирь» сохранила для нас сообщение о том, как в марте, а потом в апреле 1935 года местные власти предупреждали, готовились, запасали какие-то необходимые ресурсы для того, чтобы пройти первую и вторую волну паводка. Но можно сказать, что мы об этом узнаём случайно, потому что не все события природные или антропогенные попадали в газетные сообщения. Наводнение случались периодически, для многих они были естественным явлением. А тем более если мы говорим о времени до строительства ГЭС, до того, как город разросся и стал таким, каким мы его сегодня себе представляем.
Евгений Ларин: Схема действий, судя по всему, была отработана. Из года в год предпринимались какие-то определённые меры, если, конечно, не происходило какой-то чрезвычайной ситуации. А есть какие-то примеры того, что делали власти? О чём писала «СовСибирь»?
Евгений Антропов: Проводился, например, учёт лодок у населения. Опыты предыдущих паводков фиксировали, какие именно дома попадают в зону подтопления. Жителей этих домов предупреждали. Я так понимаю, что они ведь могли и менять владельцев, могли быть новоселы. Власти знали, какие улицы и районы подтапливаются, и обеспечивали для жителей этих мест определённые меры «самообороны». Хотя я подозреваю, что большая часть этих мер была делом самих утопающих.
Также в материалах «СовСибири» 1935 года было сообщение об установке некой сирены, которая должна была предупреждать о повышении уровня воды.
Поэтому такая сигнализация, конечно, могла помочь. По крайней мере, люди могли проснуться, выйти во двор и принять меры.
Евгений Ларин: С подобной катастрофической ситуацией (тому есть документальные свидетельства) пришлось столкнуться ещё строителям первого железнодорожного моста Транссиба. В апреле 1895 года небывалый весенний паводок с большим ледоходом создал большие неприятности мостостроителям. Из-за ледового затора вода в районе стройки стала прибывать с большой скоростью, и что-то там даже было разрушено. Пишут, что едва удалось избежать срыва графика строительства.
Евгений Антропов: Да. Опалубка, строительные леса и механизмы, которые были сооружены на стройплощадке моста, были деревянными. Они, конечно, были рассчитаны на определённые нагрузки, но не на такие, как огромный напор воды. И многие работы приходилось начинать заново. Другое дело, что начальник строительства железнодорожного моста Григорий Моисеевич Будагов, будучи опытным организатором, сумел наладить график работы таким образом, чтобы не выбиться из плана строительства. Этот паводок для строителей моста прошёл относительно благополучно.

Евгений Ларин: Сейчас я перейду к выдвижению гипотезы, которую мы сегодня пытаемся подтвердить или опровергнуть.
Есть распространённое мнение о том, что левобережное село Кривощёково исчёзло с лица земли, было расселено и снесено из-за строительства железнодорожного моста Транссибирской магистрали. Но была ещё одна серьёзная причина, которая имеет отношение к теме нашего сегодняшнего разговора. И с ней жители села, которое стояло на берегу у самой кромки воды, столкнулись ещё до прихода мостостроителей. Я думаю, что с этой проблемой они встречались не раз.
Евгений Антропов: Да, действительно, в самом конце XIX века, в 1890-м, 1891-м и 1892 годах, друг за другом произошло три сильных наводнения. Но только ли в связи с этим переселялись кривощёковцы с подтопляемого пойменного левого берега на правый берег? Может быть, это было совпадением, может быть, нет. Но вся эта суета очень здорово отложилась в архивах, я имею в виду переписку разных начальств — волостных, губернских и, конечно, Кабинета Его Императорского Величества — по поводу кривощёковского выселка на правом берегу. Но паводки действительно были. И паводки были сильные. Другое дело, что они, конечно, были и раньше. И кривощёковцы раньше стали селиться выше, ближе к современному Горскому жилмассиву. И разобраться в этом на самом деле очень интересно.
Евгений Ларин: Давайте попробуем раскрутить эту историю. Когда стало известно, что скоро начнётся стройка моста? И ведь по первоначальному проекту створ моста шёл по околице села, то есть он даже не разрезал село. И, казалось бы, бог с ним, пусть железная дорога там себе строится. Ну, отнесли бы они свои дома на положенное количество саженей от непосредственно линии железной дороги. Мало ли населённых пунктов, которые существуют практически при станции!
Евгений Антропов: После выхода ряда современных статей, публикаций — современных — возможно, сложилось такое понимание, что село закрыли, всех выгнали, огородили территорию колючей проволокой, разобрали постройки и выбросили их в другое место, а жителей расселили по окрестным деревням и сёлам. Да не было такого, конечно!
Как и сегодня, определялись конкретные участки, которые попадали в зону отчуждения железной дороги. А другие участки с их постройками совершенно спокойно оставались на своих местах. И они оставались вплоть до самых последних — советских, конечно — времён. Справа и слева от железной дороги, как вы и говорите, оставались участки с постройками, сохранившимися там пусть не с XVIII века, но с рубежа XIX–XX веков. Там же и сейчас есть частный сектор. Это наследники кривощёковцев.
Евгений Ларин: Получается, что с левого берега, с того места, где стояло село Кривощёково, людей в общем-то не прогоняли. За исключением полосы земли, которая примыкает непосредственно к железной дороге. Они уходили оттуда сами. Первый так называемый приговор о необходимости ходатайствовать перед властями о переносе села последовал 23 августа 1892 года, то есть после третьего наводнения, которые происходили одно за другим три года подряд. В этом своём приговоре крестьяне писали как раз о том, что паводки наносят им очень большой ущерб, уничтожают постройки, запасы, дескать, нам плохо, разрешите нам переселиться. И только где-то в последних строчках, а больше даже в поздних документах, они начинают упоминать о том, что скоро им там и вовсе будет неудобно жить, потому что там ещё и железная дорога скоро будет проходить. Но это, получается, не главная причина.
Евгений Антропов: Да, хотелось бы знать, как оно было на самом деле, я имею в виду, какая была мотивация. Была ли эта экономическая мотивация, или она была связана конкретно с этими паводками. Прежде всего, в этом прошении, в этом ходатайстве схода местных жителей я вижу желание получить юридический статус выселка на правом берегу. Они ведь там уже поселились. И вот эти прошения должны были юридически закрепить право на землю на правом берегу. Это было очень важно, потому что земли эти были кабинетские, и нужно было получить разрешение у владельца земли, то есть у Алтайского горного округа Кабинета Его Императорского Величества. Именно поэтому они добивались его год за годом, начиная с 1891 года, когда началось переселение. Кстати, в это время о железной дороге, конечно, уже знали. Тогда те места в Сибири, где будет проходить железная дорога, уже гудели, все очень горячо обсуждали эту новость и распространяли о железной дороге самые невероятные слухи — о том, как эта чугунка сметёт всё на своём пути.
Евгений Ларин: Дома и города поломает.
Евгений Антропов: Да! Потом, в 1892 году, было первое ходатайство. В 1893 году казённый Кабинета Его Императорского Величества межевщик, иначе говоря, землемер, передавал начальству просьбу кривощёковцев.
Евгений Ларин: Я так понимаю, что он приехал туда, посмотрел и увидел, что они там уже живут. На тех местах, куда кривощёковцы просят разрешения переселиться, они уже живут.
Евгений Антропов: Да, они уже там жили. Частично их участки попадали прямо в зону прохождения железной дороги и, конечно, они должны были быть расселены. Но они ведь претендовали на компенсацию! Во-первых, на закрепление юридического статуса, а во-вторых, на компенсацию.
Евгений Ларин: Насколько я понимаю, с полосы отчуждения железной дороги-то они переселились, но они переселились в боровые места, откуда их тоже стали выдворять, потому что там селиться тоже было нельзя. Это было связано с близостью к бору — вопрос противопожарной безопасности. Оттуда они тоже не хотели уходить.
Евгений Антропов: Да, в 1894 году просителям было сообщено, что из-за близости к бору и пожароопасной обстановки это место им предоставлено быть не может, а статус их выселка на правом берегу был самовольным. И несколько лет велась эта тяжба. Там, где прошла железная дорога, все постройки были снесены сразу. С хозяевами других участков шла долгая переписка, тяжба, которая очень хорошо отразилась в архиве Алтайского края. И эта переписка по поводу земли, главного актива XX века, очень интересна сама по себе.
Евгений Ларин: Если читать эти документы, то складывается такое впечатление, что стороны просто не слышат друг друга, каждый пытается гнуть свою линию.
Евгений Антропов: Земельный вопрос, как и квартирный, делает из человека хищника.
Евгений Ларин: Если сделать из всего вышесказанного выводы, то выходит так, что, как мы уже сказали, с левого берега никто никого не гнал, а просили просто отодвинуться от линии железной дороги. А прогоняли или выдворяли как раз с правого берега, с мест, которые были заняты самовольно. Но при этом предлагали места, на которых можно поселиться, — и на правом, и на левом берегу. Но идти туда крестьяне по каким-то причинам не хотели.
При всем при этом получается, что никакого официального переноса села Кривощёково на правый берег, которое можно было подтвердить документально, не было.
Евгений Антропов: Расселение села Кривощёково на левом берегу было. Никаких документов по поводу официального статуса Кривощёковского выселка на правом берегу не было.
Евгений Ларин: Таким образом, моя красивая гипотеза ломается. А предположение заключалось в том, что раз село Кривощёково было официально перенесено на правый берег, то Новосибирск, возникший на правом берегу, может официально считать своим родоначальником село Кривощёково.
Евгений Антропов: Так считать можно, поскольку на правом берегу было много выходцев из левобережных сел. Как и из правобережных.
Евгений Ларин: Ну, смотрите. Вот я родился на левом берегу. Потом я переехал на правый берег и даже в какой-то момент сменил имя, то есть фамилию. Но ведь это же по-прежнему я, тот, который ведёт отсчёт своей истории с 1979 года — кем бы ни был и где бы я ни жил. А вот с Новосибирском так не получается, что, дескать, вышел Новосибирск родом с левого берега, а родился-то он в 1707 году.
Евгений Антропов: Да, по крайней мере, в начале XVIII века. Это интересно — поискать аналогию между появлением человека и основанием города, но там было уж очень много факторов, самых разных, не совпадающих ни с какой естественно-научной проблемой.
Евгений Ларин: Тем не менее ледоходы и паводки, настоящие наводнения сыграли очень серьёзную и интересную роль в истории нашего города. Они, вероятно, подвинули наших предков к весьма отчаянным движениям, заставили их сняться с обжитого места и искать место, более подходящее для жизни. И этим местом стала территория, с которой начинался город Новосибирск.
