Экологическая повестка — одна из самых значимых в Новосибирске. К такому мнению пришёл коллектив социологов, изучающих городские конфликты последнего десятилетия под руководством профессора Ирины Скалабан. Что стимулирует их возникновение? Каковы сценарии «зелёных» конфликтов? Каков результат? Почему их число стало расти с 2016 года?
Право на город — жить в нём, менять его, решать его судьбу — есть у каждого горожанина, хотя это нигде не написано. У мэра, застройщика, журналиста, волонтёра. Это естественное право люди реализуют по-разному, в том числе и в конфликтах — считают исследователи.
Социолог Ирина Скалабан вместе с группой коллег из НГТУ начала исследовать новосибирские баталии за последние десять лет. Те, которые вышли из кабинетов и стали достоянием общественности. Некоторые оказались громкими — с одиночными пикетами, митингами, полицией и шквалом публикаций в СМИ — и повлияли на Новосибирск и новосибирцев. Какие-то в информационном пространстве едва обозначились. С помощью разных программ исследователи мониторили СМИ и соцсети за десять лет. А потом для более глубокого понимания искали участников и наблюдателей событий.
За веткой — дерево, за деревом — дремучий лес
В геоинформационной базе данных за последние десять лет, созданной исследователями, — 111 конфликтов в Новосибирске, получивших огласку. Резонансными специалисты считали те, которые набрали больше сотни публикаций в СМИ.
В топе публичных конфликтов Новосибирска — защита Нарымского сквера, сквера на Демакова, дом Янки Дягилевой, четвёртый мост через Обь, новый корпус НГУ, снос клуба «Отдых» и ДК «Металлист», закрытие оперы «Тангейзер», болото Кучино, установка памятника Сталину, борьба против строительства мусорного полигона вблизи реки Издревой, вырубка елей у управления РЖД, фильм «Матильда» и выставка «Родина». Из 14 самых громких противостояний — семь символических конфликтов и семь «зелёных» инвестиционных.
«У экологических и ценностных конфликтов есть что-то общее, раз они вместе попадают в список самых обсуждаемых. Возможно, тот факт, что лес, река — это тоже ценность для человека. И чем больше развит город, тем выше конкуренция за ресурсы, следовательно — вероятность конфликтов. СМИ во многом конструируют „зелёные“ конфликты.
Если проект стоит больше 500 миллионов рублей, то гарантировано больше 100 публикаций в СМИ», — заявил участник исследовательской группы Юрий Лобанов. Впрочем, в «зелёных» противостояниях это не всегда так. Резонансными могут стать и инвестиционно «дешёвые» конфликты.
«Любопытно, что почти четверть всей конфликтной карты Новосибирска занимают случаи, связанные с экологической повесткой. Традиционно вызывая широкий резонанс, по своему числу они уступают пальму первенства только конфликтам городского хозяйства и точечной застройки, иногда тесно переплетаясь с ними. И с 2016 года число „зелёных“ противостояний резко увеличилось. Почему?» — на этот вопрос у Ирины Скалабан пока ответа нет.
Карта экологических дебатов примечательна. Самые конфликтные места в Новосибирске — там, где есть зелень или вода. 70% точек раздора находятся максимум в 500 метрах от зелёных зон. Это либо сердце города, либо его границы. Самые протестные — районы-«мозги», интеллектуальные точки агломерации: Академгородок, Краснообск, Кольцово и центр Новосибирска. Возможно, потому что, когда начинают сражаться за идею интеллектуалы, простым «поговорили и разошлись» уже не обойтись, здесь другой набор «постматериальных» ценностей.
«Зелёные» рубятся — щепки летят
Когда «круглый стол» проводит исследователь, он пытается заглянуть вглубь проблемы и понять, как она устроена изнутри. Вспомнить, как рубились за скверы, леса и поля, подумать почему, зачем, осмыслить, какие стратегии были выигрышными — к исследователям в НГТУ пришли не только эксперты, представители власти, но и участники громких конфликтов последних лет. Именно они были ньюсмейкерами в СМИ. Говорят: привлечь прессу необходимо. Журналисты пишут, горожане наблюдают и принимают чью-то сторону. Их мнение важно, это электорат. Чем ближе выборы, тем значимость его позиции выше и тем результативнее пикеты и акции протеста — отмечают экоактивисты.
По мнению главного архитектора Новосибирска Александра Ложкина, истоки «зелёных» конфликтов всегда в прошлом. Так, нынешнее напряжение вокруг участка у центра «Хоккайдо» возникло не сегодня, а 17 лет назад, когда было подписано решение о судьбе этой территории.
Но мы должны понимать, что средства, которые несёт на территорию бизнес, несопоставимы с теми, которые есть в бюджете. Это кровь города. Власть не должна быть участником конфликта, она должна быть судьёй и посредником в нём», — заявил Александр Ложкин.
Каждый приличный «зелёный» конфликт в Новосибирске, по наблюдениям участников, протекает в три шага: сначала недовольные люди обращаются в органы власти, потом в суд, и лишь затем протест выходит на улицы с пикетами, акциями и горожане узнают об этом из СМИ. Так, защитники Нарымского сквера прошли через 450 (!) судебных заседаний — отмечает один из организаторов сопротивления Татьяна Фоминых. Экоактивист Елена Дубынина высказала мнение, что «крокодильчиков надо давить, пока маленькие». Возможно, конфликты, о которых Новосибирск не узнал, были решены как раз на первых этапах: в залах заседаний судов и в кабинетах мэрии.
Это история 12-летней давности о Пироговском лесе и его защитниках.
Все «зелёные» конфликты могут разворачиваться по мягкому и жёсткому сценариям. По мнению активистов, в выборе стратегии имеет значение, насколько страдают окружающая среда и экосистема. Важны опыт противостояния и ресурсы.
«Когда есть бескомпромиссность участников и угроза перерастания конфликта в политический, власть обязательно будет стремиться к диалогу. По мусорной концессии вопрос был поставлен так, что вариантов не было. Ресурсами могут быть не только деньги, но и специалисты. И если для них этот вопрос важен, они свой труд будут вкладывать бесплатно. Наш форпост в застройке Нижней Ельцовки, например, — улицы Моховая и Рощинская, на которой стоят коттеджи бизнесменов и власть имущих», — сообщила экоактивист Елена Дубынина.
А Юлия Колеватова рассказала предысторию конфликта вокруг строительства мусорного полигона в истоке реки Изревой. Сопротивлению предшествовала 20-летняя совместная работа экоактивостов, дачников и жителей близлежащих поселений: «Это место, где люди годами воюют с рекой, которая откусывает метр за метром земли. Мы 20 лет выстраивали схему взаимодействия. Сначала объясняли дачникам, что замусоренная река — это общая проблема. На собрания во всех дачные общества ходили, ролевые игры и акции для детей и взрослых устраивали. В итоге все дачные общества ввели в свои бюджеты строки о вывозе мусора. Отдельно пришлось работать с жителями поселений. И когда мы узнали о подписании концессионного соглашения о строительстве мусорного полигона в истоке Издревой, нашей первой задачей стало оповестить об этом население, а потом не уходить из информационного пространства».
Волшебное слово: компромисс
«Что стало с конфликтами? Большинство из них затухло в публичном пространстве, но некоторые были разрешены», — рассказали исследователи.
Борьба начинается, чтобы в итоге выйти на решение, которое устроит всех — так сформулировали главную задачу участники протестов. Одна из самых грустных историй о бесславно заглохшем «зелёном» конфликте Новосибирска — так и не построенный корпус клиники Мешалкина, в котором могли делать искусственные сердечные клапаны. Стороны не смогли договориться.
Бывший член Общественной палаты, профессор-социолог Надежда Вавилина вспомнила, чего ей стоило помочь конфликтующим найти решение по защите от застройки Академгородка в бытность губернатора Василия Юрченко: «Сначала мы искали, какой статус присвоить Академгородку, чтобы в нём ничего нельзя было сделать. Оказалось, не существует такого статуса. Потом уже придумали поделить Академгородок на зоны. Есть территории, в которых изменения вносить нельзя, а есть те, в которых можно. Но Академгородок — это не только фундаментальная наука. Защита территории не должна мешать её развитию».
В «зелёных» конфликтах качают мускулы сети информирования и взаимодействия, которые обеспечивают общественную мобилизацию. «Это парадокс Зиммеля: чтобы предотвратить конфликт, нужно сначала в него войти, потому что иначе никак не выяснить, какова реальная расстановка сил», — резюмировала Ирина Скалабан.
А на вопрос «Почему же резко выросло количество „зёленых“ конфликтов с 2016 года?» Ирина Анатольевна предположила: «Одновременно стали развиваться несколько факторов. Главный архитектор Александр Ложкин нам сказал, что многие проблемы зарождаются намного раньше, чем проявляются в публичном пространстве. С другой стороны, в это время менялась политическая власть в регионе. Именно в это время были подписаны концессионные соглашения, из которых вытекли все дальнейшие мусорные конфликты. А социологи считают, что к 2016 году соцсети стали достаточно устойчивыми для того, чтобы обеспечить мобилизацию и информирование населения.
Мы не можем оценивать увеличение числа „зёленых“ конфликтов положительно или отрицательно. Возможно, люди стали вникать в проблемы города и об этом говорить. Тогда увеличивающееся количество конфликтов говорит о возрастании значимости экоценностей и о том, что людям не всё равно. С другой стороны, возможно, здесь мы видим переход к более силовым вариантам решения проблем. К тому же рост конфликтности может быть и маркером развития города. Становится больше проектов и больше конфликтов».