{{news.content}}
{{news.date}}
{{news.section.name}}
25 октября на радио «Городская волна» (101,4 FM) прозвучал очередной выпуск «Вечернего разговора об истории Новосибирска». В гостях в студии побывал кандидат архитектуры, профессор, заведующий кафедрой Основ архитектурного проектирования, истории архитектуры и градостроительства Новосибирского государственного университета архитектуры, дизайна и искусств Николай Журин. «Новосибирские новости» публикуют полную расшифровку программы.
Взгляд назад. Исторический календарь
21 октября 1943 года вышло постановление об организации Западно-Сибирского филиала Академии наук СССР.
22 октября 2008 года открылось сквозное движение на участке Северного автодорожного обхода Новосибирска с мостом через Обь. На церемонии открытия присутствовал тогдашний председатель правительства Владимир Путин. Новая трасса стала связующим звеном в сети дорог Челябинск — Новосибирск — Ордынское — Кочки — Карасук — Казахстан.
23 октября 1939 года постановлением президиума Новосибирского облисполкома было определено «организовать областную больницу на 500 коек в помещении по Красному проспекту №3». Ныне это Новосибирская областная клиническая больница.
23 октября 1956 года указом Президиума Верховного Совета СССР Новосибирскую область наградили орденом Ленина — за успехи в освоении целинных и залежных земель. 27 октября по этому поводу в Новосибирске прошёл митинг трудящихся.
26 октября 1977 года свои двери для первых гостей открыл Дворец культуры железнодорожников. ДКЖ тогда стал одним из самых современных и популярных учреждений в городе.
26 октября 2010 года в Новосибирском театре оперы и балета состоялось уникальное событие — концерт Новосибирского академического симфонического оркестра под управлением всемирно известного композитора и дирижёра Кшиштофа Пендерецкого. Под управлением маэстро прозвучал его фортепианный концерт, посвящённый 11 сентября и его жертвам. Солировал заслуженный артист России Александр Гиндин.
Однажды в Новосибирске. Всех посчитали!
23 октября 1905 года в Ново-Николаевске провели однодневную перепись. В городе было 203 квартала, более 2500 застроенных усадеб, более 3500 жилых зданий, более 3000 хозяйственных построек. Всего Ново-Николаевске и его окрестностях проживало больше 26 000 человек.
Чуть больше половины из них были квартиросъёмщиками, остальные — домохозяевами и их семьями. 1500 с лишним человек жили за городом в помещениях керосиновых складов компании «Нобель» и общества «Мазут», лесопильного завода и продовольственного пункта. Ещё до 1500 человек каждый год приходили в город на заработки и жили в нём временно.
Посчитали в Ново-Николаевске и производственные здания. К ним относились 4 паровых и 11 водяных мельниц, лесопильный, пивоваренный, кожевенный и 10 маслобойных заводов, а кроме того прядильные и шубные мастерские, больше 30 кирпичных сараев, больше 20 прачечных. В числе городских и общественных зданий были скотобойня, холерный барак, биржа труда, здание больших весов и пожарной охраны, а также «обширный» ватерклозет. Многие предприятия находились в частных домах.
В разделе правительственных учреждений были упомянуты полиция, которая находилась в ведении томского исправника, медицинские учреждения, ветеринарная часть, юстиция, отделение государственного казначейства, управление Томским имением и контора. В числе культовых заведений были перечислены три православных храма, римско-католический, старообрядческий и иудейский молитвенные дома.
Структура момента. Обувной юбилей
Новосибирская обувная фабрика «КОРС» празднует юбилей. Ей 85 лет.
Кожевенно-обувной комбинат, названный в честь Сергея Кирова, появился в 1934 году. Фабрику построили за два года, на стройку приезжала молодёжь со всего Советского Союза. Первой продукцией была «тяжёлая» обувь — юфтевые и кирзовые сапоги, мужские полусапоги. В годы войны на производственных площадях «КОРСа» разместили эвакуированные обувные фабрики из Киева и Ленинграда.
С 1941 года производство переключили на выпуск заказов военного времени. С конвейеров сошли и были отправлены на фронт 5,5 млн пар обуви. Ещё на фабрике выпускали крепления для лыж и ножи, предназначенные для воинских частей. Несмотря на тяжёлое время в 1942 году фабрика начала выпускать и детскую обувь. Сейчас «КОРС» производит обувь для детей и взрослых на все сезоны.
Выставка, посвящённая юбилею обувной фабрики, открылась в музее «Заельцовка» на Красном проспекте, 179. Она будет работать до начала декабря.
Было — не было. Наследие эпохи великих свершений
Гость в студии — кандидат архитектуры, профессор, заведующий кафедрой Основ архитектурного проектирования, истории архитектуры и градостроительства Новосибирского государственного университета архитектуры, дизайна и искусств Николай Журин.
Евгений Ларин: В последнее время в Новосибирске всё больше и чаще говорят об архитектуре конструктивизма. Не так давно городе прошёл фестиваль конструктивизма, на фестивале документального кино BeatWeekend показывали резонансный фильм об архитектурной школе Баухаус, которая оставила нам в наследство конструктивизм. В Краеведческом музее сейчас работает выставка, посвящённая Баухаусу.
С чем связан в нашем городе такой повышенный интерес к конструктивизму, этому архитектурному направлению, которое в своё время в Советском Союзе подвергли резкой критике, а потом вообще объявили идеологически неправильным, буржуазным? И до сих пор продолжают ругать за скудность и серость?
Николай Журин: Добавлю, что сейчас отмечается 100 лет Баухаусу. Я должен заметить, что прямого влияние Баухауса, возможно, не было. Было влияние опосредованное, потому что наш советский авангард 1920-30-х годов шёл наравне с Баухаусом. Преподавал Кандинский и другие. Наш ВХУТЕМАС, — Высшие художественно-технические мастерские — в Москве были с Баухаусом на равных. Были другие условия.
Евгений Ларин: Давайте по порядку, потому что далеко не всем нашим слушателям известно, что такое Баухаус.
Николай Журин: Один из слушателей, — и я ничуть этому не удивляюсь, — как-то сказал, что это, очевидно, фамилия архитектора. Нет, это не так. Bau — «строить», Haus — «дом» по-немецки. Это идея соединить в одном учебном заведении, вернуться к ремесленному прошлому, когда архитектор, художник, дизайнер, скульптор объединились как бы в одном строительном вагончике и построили собор.
Евгений Ларин: Эта школа родилась в 1912-е годы в Германии, верно?
Николай Журин: Она родилась 1 апреля 1919 года, и мы сейчас отмечаем её столетие. А наш Баухаус — ВХУТЕМАС — появился в то же самое время. Для Германии война закончилась неблагополучно, наша страна почти её выиграла, но вышла из игры, Германия была разбита.
Надо было для людей дать дешёвое жилище, — это было очень важно, — дать массовое производство вещей, дизайна. Тогда и рождалась эта идея: полностью отказаться от декора. Наш Никита Сергеевич Хрущёв в 1955 году почти высказал лозунг Баухауса, но своими словами: преодоление излишеств в архитектуре. Баухаус и советский авангард 1920-30-хх годов объявили смерть декору.
Николай Журин. Фото: Ростислав Нетисов, nsknews.info
Евгений Ларин: Это при Хрущёве с домов начали сбивать всевозможные башенки, лепнину?
Николай Журин: В архитектуре даже были такие случаи: одна часть дома, построенная до 7 ноября 1955 года, была в полном расцвете — с полуколоннами, с карнизами, с кронштейнами, — богатый сталинский ампир. А другая часть была построена уже после постановления. У нас очень дисциплинированный был народ, члены Союза архитекторов. Получили постановление, исполнили. Такие дома на жаргоне архитекторов назывались «обдирными».
И Баухаус, и ВХУТЕМАС возникли в экстремальное послевоенное время: нет жилья, нет возможности массово производить посуду, мебель. Вот вам и два учебных заведения. Ни одно из них, на мой взгляд, не было выше другого. Может быть, даже мы обгоняли их в чём-то.
Евгений Ларин: Прошло уже немало времени после расцвета и затухания школы конструктивизма, но сейчас мы почему-то отчаянно муссируем эту тему. В чём дело?
Николай Журин: Есть понятие «памятник архитектуры». Это значит память. Без памяти жить человеку очень трудно. Это уже плохой диагноз. Что за город — то и норов. Есть Великий Новгород, мы знаем его памятники. Владимир, Суздаль, Москва, — старинные города, в которых это всё прекрасно разворачивается с самых древних времён. Наш город — абсолютно молодой с точки зрения градостроительства.
Евгений Ларин: И мы находим, чем нам гордиться?
Николай Журин: Да. Мы заполнены, во-первых, дореволюционной архитектурой, — с резьбой, мы ею гордимся, она производит большое впечатление на иностранцев, часто провожу для них лекции и экскурсии. Второе — это советский авангард. По насыщенности им ещё один город — Екатеринбург. Но когда таких зданий так много, и они так сосредоточены, — я таких городов масштаба Новосибирска не знаю. Поэтому наш конструктивизм интересен, и им интересуются. В нём было много свежих идей, — и правильных с нашей точки зрения, и неправильных.
Евгений Ларин: Есть карта есть объектов архитектуры конструктивизма, её специально издали к недавно прошедшему фестивалю конструктивизма. Если посмотреть на эту карту, то можно с удивлением обнаружить, что она не такая уж и обширная. Тем не менее, Новосибирск часто называют городом конструктивизма. Почему?
Николай Журин: Сами конструктивисты считали, что их постройки просуществуют лет 20, не больше.
Евгений Ларин: То есть они не рассчитывали надолго?
Николай Журин: Нет, никогда. Ничего монументального. Они говорили, что всё рассчитано на сегодняшний день. Дескать, прошлое отдаём историкам, будущее — футурологам. А мы делаем нового человека.
Евгений Ларин. Фото: Ростислав Нетисов, nsknews.info
Евгений Ларин: Получается, что они строили такие массивные «времянки»?
Николай Журин: Они были не очень массивные. Жилища были временными, но очень оригинальными по направлению создания нового человека. И у нас, и в Баухаусе. Причём в Германии условия для этого были хуже, потому что у нас правительство и всё руководство было настроено на авангард, а там что-то такое удавалось сделать только в отдельных землях. И немецкие архитекторы хлынули сюда.
Евгений Ларин: То есть наш город строили немцы?
Николай Журин: Никогда! Ханнес Майер, директор Баухауса, со своей группой коммунистов, — архитекторов, студентов, — делал проекты для Кузбасса, Урала. Но не для Новосибирска. Был проездом в Новосибирске архитектор Эрнст Май. Нигде не доказано, что он строил одинаковые дома в левобережье для нашего Сибкомбайна. Но то, что он проезжал, — это точно.
Нашу карту конструктивизма можно было бы расширить, потому что то, что у нас называют «хрущёвками», — вот это и есть Баухаус. Один в один.
Евгений Ларин: Давайте разбираться. Что главное в конструктивистском здании, какова его основная неотъемлемая черта?
Николай Журин: Первое, может, не самое главное, — это отсутствие декора. Одна геометрия. Второе, — мы смотрим на этот дом и видим, что у каждой квартиры обязательно есть балкончик. Конструктивисты Гропиус и Гинзбург говорили, что все квартиры должны быть одинаковыми. Они могут быть разного размера и планировки, но они должны быть одинаковы для каждого. А так как для каждого не построить дворцы в пять-семь комнат с высотой потолка 3,2 метра, то вот вам стандартное жилище.
И тогда вы начинаете думать о мебели. Вот раскладная кровать, вот кухня в пять-шесть метров и так далее. Вот на такое пространство и на такой образ жизни был рассчитан и наш авангард, и немецкий. Сейчас мы с удовольствием рушим и даже иногда несправедливо ниспровергаем второй авангард конструктивизма, который Никита Сергеевич Хрущёв начал в стилистике, может, не во всех деталях. Это вторая волна.
Карта конструктивизма. Фото: Ростислав Нетисов, nsknews.info
Евгений Ларин: Если вычленить общее, то это минимализм, подчинённость функции. Только чтобы была крыша над головой и никаких излишеств, так?
Николай Журин: Никаких излишеств, но зато во дворах должны быть спортплощадки, большое пространство. Между домами — две высоты.
Евгений Ларин: Дом-государство?
Николай Журин: По-английски это называется community. Это коллективное жилище. При этом его нельзя строить выше пяти этажей, потому что все знают друг друга.
Когда открывается форточка и кричат: «Вася, иди обедать», большая часть дома знает, кто такой Вася. И Вася знает, что он живёт в таком объединении. Вот это дух конструктивизма и авангарда.
Евгений Ларин: Хрущёв тоже этой точки зрения придерживался, когда он приехал в Академгородок и начал с макета сбивать высотки?
Николай Журин: Он сказал: «Это атомный взрыв» и сбросил высотные здания.
Евгений Ларин: В хронику это не вошло.
Николай Журин: Естественно, обрезали. Дескать, пошутил.
Евгений Ларин: Чтобы было совсем понятно, о чём говорим, давайте расскажем о наиболее ярких конструктивистских зданиях в Новосибирске. Что это за здания?
Николай Журин: Я выбираю Дом с часами на Красном проспекте, 11. Дом Крайснаба. Во-первых, это дом многофункциональный. Это и магазин, и спортплощадка, и бассейн у них был во дворе. Вообще, конструктивизм — это для молодёжи. Интересно, что есть квартиры в два уровня, там есть лесенка, но нет поручня, а человек расслабится, если будет опираться.
Конструктивистский дом — это дом для молодёжи. Сами квартиры минимальны, к ним идём по галерее. В Доме с часами есть башня, которая всех разводит по галереям. Идём по галерее. Вот окно в кухню, все видят друг друга, все живут в минимальных квартирах в духе нашего советского авангарда.
1 / 9
Дом с часами
Евгений Ларин: В связи с этим большой вопрос: а хотели ли жить люди в таких квартирах?
Николай Журин: Хотели, очевидно, те, у кого не было никакой квартиры. Но стоило им появиться в этой квартире, создать свой новый стандарт жизни, беседовать на кухне, им становилось тесно. Многие впервые увидели минимальную ванную. Но тут в «Крокодиле» стали иронизировать: мол, что-то здесь не то. Муж входит в совмещённый с ванной туалет: «Дорогая, нырни». Все дома одинаковые, тесные, в них ничего нельзя внести. «Сталинки» по сравнению с ними — чудесные дворцы.
Западные конструктивисты создали бригаду архитекторов для Кемерова. Рабочие жили в землянках, а длинный дом, который они строили, они называли «колбасой», — ничего в нём хорошего не было. Вот такая особенность. Тогда люди начинают украшать свои дома. Например, красили балкончики в другой цвет.
Евгений Ларин: Хочется ещё погулять по карте конструктивизма. Дом с часами знают все. А какие ещё здания?
Николай Журин: Оперный театр, символ нашего города.
Евгений Ларин: Изначально он был конструктивистским проектом, Домом науки и культуры, но потом он стал немножко не конструктивистским?
Николай Журин: Не просто «немножко», это мягко сказано. Его переделали исключительно. И его многофункциональный смысл исчез. Изначально купол был открыт, там был планетарий, всё вместе. Дом науки и культуры — это не просто Театр оперы и балета. Над ним работали несколько авторов, но делал его, в основном, Гринберг.
Я вузовский профессор, не удержусь, скажу. Конструктивизм — это мощно, но это только одно из направлений рационализма. Гринберг был секретарём учёного общества архитекторов-рационалистов «Основа». Было принципиальное отличие. Одни думали о форме, о её психовосприятии. Другие говорили, что формой вообще заниматься не надо. Это разные подходы, они между собой не дружили.
Евгений Ларин: Интересный посёлок, если можно так сказать, обозначен у нас на карте, как «Левобережный соцгород». Я так понимаю, что здесь речь идёт не о том, что одно здание обладает какой-то функцией, а это все дома вместе?
Николай Журин: Это очень интересный проект. Его делала бригада ВОПРА, — Всесоюзного объединения пролетарских архитекторов. Они вышли из конструктивизма, но это уже детали. Соцгород — это модель новой жизни. Все старые города должны были умереть, они должны были быть фактически снесены. Новые города должны были быть с населением в 30-40 тысяч человек, связаны с каким-то видом производства, сельскохозяйственного производства. И там протекает вся жизнь.
Вот он — завод Сибкомбайн. Кто живёт в левобережья, тот знает. Чувствуется то диагональ, то квадрат. Особенно там, где наш несчастный «Металлист», который начали сносить. Была прямоугольная сетка и другая, наложенная на неё, смещённая на 45 градусов.
Завод построили, построили кое-какие дома для рабочих и обслуживания инженеров. Но это только самое начало. Весь соцгород не подняли. Там в Бугринской роще должна была быть больница, ВТУЗ, — высшее техническое учебное заведение, дома-коммуны, в которых люди бы жили уже по-новому.
Николай Журин. Фото: Ростислав Нетисов, nsknews.info
Евгений Ларин: Когда создавался соцгород, эта территория уже была в черте Новосибирска?
Николай Журин: Левобережье присоединили к Новосибирску позже. Соцгород должен был стать автономным современным городом, на который надо глядеть, любоваться и говорить «Вот и мы бы так хотели жить».
Евгений Ларин: Образец для подражания! Давайте выдадим списком ещё несколько конструктивистских зданий, чтобы каждый желающий мог пойти и посмотреть на них.
Николай Журин: Давайте ещё пройдёмся по Красному проспекту. Конечно, здесь дома НКВД на углу Октябрьской и Красного проспекта, гостиница, — прекрасное конструктивистское здание Тургенева и Гордеева, авторов Дома с часами, клуб «Динамо», за которым сохранилась эта функция, — спорт.
Там ещё был манеж с деревянными арками, он сгорел лет 15-20 назад, его так и не восстановили, хотя мы делали проект в нашем архитектурном институте, уже университете, который сейчас отмечает юбилей.
Евгений Ларин: Он, по-моему, трижды менял своё название за последние годы.
Николай Журин: В принципе всё то же самое. Это тоже своеобразный Баухаус, в котором соединяется желание учить архитектора, дизайнера и художника вместе.
Евгений Ларин: Архитектор, который работает над обликом города, наверное, и есть дизайнер городской среды?
Николай Журин: В общем, да, конечно. Давайте продолжим наш список.
Евгений Ларин: Городская больница, наверное?
Николай Журин: Конечно, это автономный комплекс. Только немножко далековато от центра. А если пойти по улице Ленина, там, напротив крячковского театра «Красный факел» есть клуб Октябрьской революции, архитектор Бурлаков. Здание полукруглой формы.
Евгений Ларин: Напоминает здание кинотеатра «Металлист».
Николай Журин: Да. Когда его начали втихую ломать, у нас было большое заседание, разбор. По крайней мере, отстояли, разрушение остановили. Говорили, что это типовой проект, таких кинотеатра три — в Новосибирске, в Иванове и в Кемерове, по-моему. Так ведь это и интересно, что он типовой!
1 / 3
Кинотеатр «Металлист»
Евгений Ларин: Хочется понять вот что: что же всё-таки является доминантой, определяющим в архитектурном облике Новосибирске? Создаётся впечатление, что он эклектичный.
Николай Журин: Мы живём в такую эпоху, когда мы допускаем и даже стремимся к разностилью. Моностиль — это классицизм. Один классицизм и ничего другого. А всё, что было до этого, архитекторы того времени сносили. Эклектика — это историзм, где можно и то, и другое, и третье.
Сейчас интерес к архитектуре в нынешнем мышлении очень похож на тот период, — мы хотим разнообразия. Это и есть очень сильный аргумент в пользу того, что сохранять памятники архитектуры нужно всех периодов нашего города. Вот он такой, новый, индустриальный.
Евгений Ларин: А сколько у нас было архитектурных эпох?
Николай Журин: Первая — это самый начальный период. Ново-Николаевск, железнодорожный мост, великий сибирский железнодорожный путь. В этой эпохе очень интересны дома с резьбой, есть среди них полукаменные. Все они интересны тем, что они все такие кудрявые, в деталях, — вот как надо жить!
Евгений Ларин: Как пряничные дома.
Николай Журин: Да, это наше наследие. Но основная публика начала города жила совсем не так. Стоимость резьбы — это половина стоимости дома. Это купеческие дома. А вот где изба переселенца? То, с чего всё начиналось? Конечно, стесняясь, снесли. А вот в городе Далласе в Соединённых Штатах в центре стоит совсем некрасивая лачужка.
Евгений Ларин: Она как музейная ценность там находится?
Николай Журин: Да, как старт. Они видят, с чего начинали и чего достигли. В связи с начальным периодом, я хотел бы развить вот такую мысль. У нас говорят: кто построил мост? Гарин-Михайловский! Площадь чья? Гарина-Михайловского! Везде Гарин-Михайловский. Это совсем не так. Были люди, которые не закладывали город, но они провели железную дорогу, построили станцию, Собор Александра Невского, и главное — выбрали место для моста.
Строго говоря, человека с фамилией Гарин-Михайловский вообще не было. Был Михайловский-1 и Михайловский-2, как их называли. В Кривощёкове в избе заседал совет, который принял окончательное решение о строительстве моста.
В совет входил Константин Яковлевич Михайловский — Михайловский-1 — высокого уровня чиновник по железным дорогам, уровня несоизмеримого с Николаем Георгиевичем Михайловским, то есть с Михайловским-2, при всём уважении. Там был генерал Березин, который будет строить мост. Докладывал, — он не был участником совета, не голосовал, — Роецкий. Он исследовал место строительства моста.
Евгений Ларин: Это же у Березина был Будагов на подряде?
Николай Журин: Да. Березин построил мост через Иртыш в Омске, то есть у него был опыт, он умел это делать. Конечно, переименование улиц — дело сложное, дорогое. Но мемориальные доски в начале каждой улицы, например улицы Ленина, бывшей Михайловской, разъяснили бы нашу историю. Или улица Челюскинцев, бывшая Межениновская. Меженинов был крупным железнодорожным строителем.
Но вернёмся к архитектурным этапам истории Новосибирска. Далее были первые годы после Октябрьской революции. Там смешивается модерн, который был и в первом периоде, с элементами классицизма.
Евгений Ларин: Есть сохранившиеся примеры того периода?
Николай Журин: Конечно, есть. Это дом Облпотребсоюза на Площади Ленина, напротив НГУАДИ. Большущее серое здание. Это характерный пример. Его строил Крячков, ещё на зная ни о каком конструктивизме. А модерн он знал, — Торговый корпус.
Евгений Ларин: Самими известными достопримечательными зданиями в Новосибирске называют дома архитектора Крячкова. Но Андрей Дмитриевич Крячков не был конструктивистом, не любил это направление и даже стыдился здания Крайисполкома, — областного правительства, — к которому он приложил руку. А это здание называют конструктивистским.
Николай Журин: Я бы добавил, что Сергей Николаевич Баландин, у которого я многое перенял, хорошо знал Крячкова, они дружили семьями. Он говорил, что для Крячкова конструктивизм был как какой-нибудь декор на женской шляпке. То есть он считал это просто стилем. И как Щусев, — хороший стилист, получивший образование до революции, — он мог строить в любом стиле. Надо в конструктивизме? Хорошо, построим так. Он не вникал во все эти глубины. Он архитектор, ему дали заказ. Но основными исполнителями, кто строил здание Облисполкома, были те самые архитекторы Тургенев и Гордеев, убеждённые конструктивисты.
Евгений Ларин и Николай Журин. Фото: Ростислав Нетисов, nsknews.info
Евгений Ларин: Когда заканчивается послереволюционный период в архитектуре Новосибирска? Когда произошёл слом?
Николай Журин: В 1933 году. В том же самом году, что и в Германии. Дальше, говорят, начался сталинский ампир. Ничего подобного! Это я как профессор выступаю. Это было советское ар-деко. Выскочив из конструктивизма, мы пристроились к мейнстриму, к основному западному направлению архитектуры периода между войнами. Поэтому на той самой выставке в 1937 году в Париже, где был представлен и Стоквартирный дом, наш павильон прекрасно вписался. На этом языке там и говорили. Авангард для западной культуры был лишь обочиной. Яркой, интересной, но не массовой. Поэтому архитекторы из Европы и стремились в Советский Союз. Здесь они надеялись себя реализовать.
Евгений Ларин: Что характерно для ар-деко?
Николай Журин: Для него характерна стилистика разных времён на очень современной основе, геометрии. Это очень интересный период. Если двигаться по Красному проспекту в стороны Дома офицеров, по правую сторону стоит дом с диагональной сеткой, Дом Облплана. По стилистике он похож на Стоквартирный дом, строил его конструктивист Николай Сергеевич Кузьмин. Ещё пример — управление Западно-Сибирской железной дороги, на пересечении Вокзальной магистрали и Урицкого.
А потом, после войны, возник стиль империи, стиль русского классицизма: уже никакого ар-деко. Это, прежде всего, ордерные формы, цвет зданий, — зелёный с белым, типичные цвета классицизма. Мы задержались в этом классицизме, благодаря различным условиям, до 1955 года. В то время как на западе Соединённые Штаты монополизировали новую волну авангарда, интернациональный стиль: стекло и бетон везде.
Это продолжение идей конструктивизма, который у нас тогда был всячески опорочен и осуждён. Что могли, переделывали. Возьмите прекрасное здание нашей мэрии. Это здание Промбанка архитектора Швидковского. Конструктивистское здание, о чём говорит памятная доска. А люди не могут понять, какой тут конструктивизм? Это было идеальное конструктивистское здание, но к нему надстроили два этажа, оштукатурили, в капителях появились серп и молот. Здание изменилось до неузнаваемости. Так и областную администрацию хотели переделать, просто не хватило средств и времени.
Евгений Ларин: В нём действительно планировались жилые помещения, квартиры для чиновников?
Николай Журин: Очень мало, я учился в 12-й школе, был у своих одноклассников в Стоквартирном доме и в здании Облисполкома. И там в коридоре действительно было две-три квартиры. Там жили генерал Батраков, дочь заведующего партшколой Нина Петунина, потом они переехал. Не считалось, что это жилые помещения. Было заложено несколько квартир, но в основном это административное здание.
Смотрите также
Евгений Ларин: За что досталось конструктивизму? Почему его развенчали и опорочили?
Николай Журин: Была революция, была идея создать нового человека.
Евгений Ларин: От неё же должно быть не отказывались!
Николай Журин: Держались. Создать нового человека, — это только на словах звучит невинно. Государство брало на себя заботу кормить людей в одном помещении в доме-коммуне, в конструктивистском комплексе, обсуживать его всячески, освободить женщину, как у Ленина было написано, от домашнего рабства. Это были провозглашённые революционные лозунги. Но жизнь-то оказалась совсем другая! Детей, кстати, тоже надо было отделить и воспитывать в коллективе.
Евгений Ларин: Вот они, новые люди, вот, из кого лепить надо было!
Николай Журин: Да. Николай Сергеевич Кузьмин, которого я упоминал, будучи студентом, создал дипломный проект дома-коммуны, и был прославлен в конструктивистском журнале, потому что он всё распределил по часам, — всё, вплоть до ласки детей.
Евгений Ларин: Очень напоминает роман Замятина «Мы».
Николай Журин: Да. Маяковский писал «Любовная лодка разбилась о быт», и эта идея разбилась о быт. Она была несоизмерима с тем, что реально может происходить.
Евгений Ларин: Какая эпоха, какое направление, оставило наибольший след в современном архитектурном облике Новосибирске, если смотреть на него с высоты в целом?
Николай Журин: Вторая волна авангарда после 1955 года, те самые «хрущёвские» дома. По количеству квадратных метров их больше всего. Всё остальное — штучные памятники.
#Городская история #Дом в городе #Городская волна #Однажды в Новосибирске #Архитектура #Интервью #История #Фотогалерея
