Калич лайф: инвалиды устраивают вечеринки в Новосибирске

Смотрите также

Андрей Каньшин и его двоюродная сестра Анна Старцева стали блогерами два года назад. На своей странице они пообещали рассказывать «О жизни и путешествиях человека в инвалидной коляске вдвоем с хрупкой и безбашенной девушкой. Призываем и на собственном примере доказываем, что жизнь продолжается, и она может быть яркой и вкусной. А инвалидность и беспомощность — лишь в ваших головах. Ты можешь всё, и мы расскажем тебе, КАК это сделать!!!» Какую роль в этом играет блогинг, честность, юмор и танцы, и можно ли «выздороветь», оставаясь в кресле, — читайте в материале «Новосибирских новостей».

Ольга Маховская

12:45, 23 августа 2018

Ежегодно «ломаются», то есть получают травму позвоночника, десятки тысяч человек. Они садятся в коляски и сталкиваются с тем, что о безбарьерной среде сложно говорить не только в масштабах государства и города. Барьеров много и в отдельной, своей семье. Оказывается, что подъёмники и пандусы, их наличие или отсутствие — отнюдь не главное, что может повлиять на ощущение полноты жизни.

«Вот привезли — добить хотим, чтоб не мучился», — говорит Аня, когда Андрей въезжает на инвалидной коляске в кабинет предполётного осмотра. Решили прыгнуть с парашютом.

Я думаю о том, почему все смеются, почему никто не испытывает неловкости. Андрей улыбается так отчаянно широко, как в моем детстве улыбались только самые жизнерадостные ушастые хулиганы двоечники. Смеётся и шутит Аня — его двоюродная сестра. Немого нервно посмеивается друг детства.

Фото: личный архив Андрея Каньшина и Анны Старцевой

«Ты не знаешь, что тебя ждёт, и это страшнее всего. Ребята ещё могут сопротивляться на выходе из самолёта, а меня просто выпихнут и всё. Куда я сбегу на своей коляске?», — смеётся Андрей. Всем страшно. Но каждый борется со своими «демонами». Кто-то с боязнью высоты, кого-то больше пугает неизвестность.

Это их первый прыжок с парашютом. В неизвестность — как минимум, третий.

Фото: личный архив Андрея Каньшина и Анны Старцевой

Прыжок первый

Для Андрея зима была временем, когда он закрывался в квартире и никуда не выходил. Он «сломался», то есть получил травму, в 18 лет, занимаясь лыжными гонками. Тогда ему казалось, что, если он выйдет на улицу, все будут на него таращиться, показывать пальцем. Он признаёт, что, возможно, переоценивал способности окружающих к такому открытому выражению эмоций, но тогда казалось именно так. Андрей просидел дома четыре года, не меньше.

«Чем дольше сидишь, скажу вам, тем сложнее выйти. Я тогда стал много читать. Помню, ко мне пришла учительница по русскому и литературе, принесла книжки. Первая была “Как закалялась сталь”. Я ведь хулиганом до этого был, спортсменом, книжки меня не интересовали. Потом так понравилось уходить в эти миры, проживать их вместе с героями. Из книжного “запоя” вышел, когда ко мне друг однажды пришёл. И вот я сижу, слушаю, он мне что-то рассказывает, а у меня в голове, вдруг: “Какую же чушь ты несёшь!”, а потом “Это что же, я стал думать, что умней других?! Так, всё, хватит. Приземлись”. Начал работать, занимался сайтами», — говорит Андрей.

Фото: личный архив Андрея Каньшина и Анны Старцевой

Аня с Андреем дружили с детства. Она не может точно сказать с какого времени, но хорошо помнит, например, что роняла его из детской коляски.

«У нас всегда были тёплые отношения. Когда была жива наша бабушка, мы всё детство проводили у неё. Да что уж там, мы спали вместе до подросткового возраста. Потом, естественно, у меня появились свои интересы, у него — свои. Бабушки не стало. Я вышла замуж, в это же время Андрей “сломался”. Поначалу было не понятно, как общаться. Он всегда был очень активный, а тут в один день жизнь перевернулась. Я это помню так: у нас сначала словно не было общих тем для разговоров. Первые несколько лет, он, наверное, перечитал всю классику. Я приеду, привезу ему книжку какую-нибудь, мы поговорим. На разные темы говорили: о душе, о книгах, но в основном я ему жаловалась на свою жизнь. Главное — тогда мне не хотелось терять общение с Андреем, нам очень просто вместе всегда было», — говорит Аня.

Никто не знал, что делать, как себя вести, ни Андрей, ни родные. Вспоминая «тогда», Андрей часто употребляет слово «ступор».

«Друзья первое время приходили, такую ерунду несли. Но потом все всё начали понимать сами. Тем, кто не мог, я озвучивал, мол, расслабьтесь, если мне нужна будет помощь, я сам об этом попрошу. И, естественно, что не только друзья, в первую очередь родители, в такие моменты хотят сделать всё для ребёнка, облегчить ему жизнь. У нас в семье это тоже было. До того, как мы попали в “Ортос” (центр реабилитации под Новосибирском), спустя восемь месяцев после травмы. Там объяснили, что никакой жалости быть не должно, парень всё должен делать самостоятельно. И нужно это до всех донести. Ты “ломаешься”, но стержень остаётся. Это не только работа родных, но и твоя собственная. Я, знаете, как первый раз ел сам? Две ложки в рот — пять вокруг разлетятся (у Андрея в результате травмы были нарушены движения рук и их чувствительность). Но я помню, что я ими наедался. Сейчас уже всё куда лучше. У мамы, правда, бывает порой: то чай поднесёт, то сахар размешает. Ну, это на автомате ещё иногда включается. В центре во время реабилитации мне то и дело говорили: “Что валяешься, что сидишь? Двигаться надо!”

Фото: личный архив Андрея Каньшина и Анны Старцевой

Я начал понемногу двигаться, выходить, понял, что никто не реагирует на тебя как-то запредельно. Я знаю, по большей части, чего ждать от людей», — признаётся Андрей.

Именно Андрей, по мнению Ани, изменил ситуацию на ту, когда недоговорённостям и щадящей неправде в отношениях места нет.

«После книг случился период, когда года два подряд Андрей постоянно работал. Как ни придёшь к нему — он за компом. А у меня был какой-то поиск себя, приходила и говорила ему: “Андрюха, мне надо что-то делать, надо что-то делать...” Он отвечал: “Ну, придумай что — я буду тебе помогать”. И помогал, подкидывал мне работу. А потом, в какой — то момент, у нас с ним совпало. Одновременно щёлкнуло. Время, когда ты чувствуешь: “всё надоело”. Он работал с утра до вечера, я работала в школе учителем. Ты вроде бы живёшь, но, по сути, нет. Я помню, как он мне вдруг сказал: “Всё, я хочу жить. Ты со мной?” Я говорю: “Да”. “А ты сможешь?” — спрашивает. Я говорю: “А почему не смогу-то, я же твоя сестра. Памперсы менять, не смогу, что ли? Ты не забудь, у меня трое детей, я — спец”. В общем, мне кажется, с того момента нам стало проще. Он понял, что может сам, без мамы, без папы. Сейчас он не боится каких-то курьёзных случаев. Если раньше, чтобы их избежать, он говорил: “О`кей, я пойду туда-то или туда-то, но на часик”, то теперь гуляем до утра», — говорит Аня.

Фото: личный архив Андрея Каньшина и Анны Старцевой

«Это психологическая граница. Самое сложное — смирится с тем, что теперь жизнь другая, и она никогда не будет прежней, и ты не знаешь, какой она будет. Почему-то кажется, что хуже», — объясняет Андрей.

Я уточняю, что значит «не будет прежней»:

— Вот, например, до травмы ты путешествовал и сейчас путешествуешь, что конкретно поменялось?

— А до травмы я не путешествовал.

Прыжок второй

На стене, позади Андрея, висит карта мира — подарок Ани на день рождения. Недавно ему исполнилось 34 года. Сейчас на карте пять флажков: все они появились за два года.

Фото: личный архив Андрея Каньшина и Анны Старцевой

«Два года назад мы с Аней вдруг решили стать блогерами. Что это такое, и как это делается, мы не знали. Аня тогда работала психологом в школе, я благополучно делал сайты. Мы уволились с работы, чтобы стать блогерами.

Мы тогда слетали в Сочи к сестре и понеслось. Меня коллеги по коляскам начали спрашивать: «А что, можно летать? А как, расскажи?». Обсудили тему с Аней. И решили, что будем рассказывать, где, что и как устроено для колясочников. Только для этого надо куда-то поехать. И мы рванули в Тай.

Аня вспоминает, как выбирали название для блога. Были варианты классические: 1+1, инвалайф. «Андрей предложил — Калич лайф. Калич — ребята так друг друга называют между собой. Инвалид значит. Я сначала против была, говорю: “Андрей, не все поймут”. А потом нормально пошло».

Фото: личный архив Андрея Каньшина и Анны Старцевой

Андрей объясняет: «Возможно, кому-то может показаться, что название немного провокационное. Это знаете, как чернокожие называют друг друга “нигерами” между собой, а попробуй кто-нибудь другой их так назвать, уже не то. Калич, калека. Да возможно это не всем понятно, приятно, кому-то кажется жёстко, но те, кто понял, тот понял. Мы отнюдь не давали такое название, чтобы обособится. Просто это — честно, без прикрас. И сразу всё понятно».

После Тайланда был Крым, Горный Алтай, Красноярск. Полёт на дельтаплане, путешествие на тримаране, прыжок на парашюте. Единственное, что пока остаётся недоступным — горы. Так считает Андрей.

«Забраться проблематично, со спуском-то нет проблем. Меня на коляске подтолкнули, и я поехал. Красота. Итак, в воздухе мы были, водная стихия тоже покорена, земля — само собой, теперь под воду. Думаем заняться дайвингом. Самое главное — мы почувствовали, что многие люди “заражаются”, им это нужно, интересно. Спрашивают, куда и когда поедем ещё. Это мотивирует. Постоянно чувствуешь, что нужно двигаться, снимать, заполнять блог.

Фото: личный архив Андрея Каньшина и Анны Старцевой

Зимой колясочникам в городе нечем заняться. Летом — да, можно на пляж, есть у ребят обустроенный, а зимой нигде не отдохнёшь. Хотя, наверное, можно собрать всех и на плюшках покататься. Но у нас есть идея лучше — запустить совместно с турагентством инватур. Уже ведём переговоры. В Турцию всем вместе с друзьями колясочниками сгонять, в пятизвёздочный отель. Желающие есть. Вот в Европе и Америке уже давно существуют групповые туры, а у нас— нет. Вполне по силам программу экскурсионную составить. Отдохнём, расслабимся, покричим “тагииил” в конце концов.

Для этого, в первую очередь, необходимо: организовать трансферт в Новосибирске и в Турции, в аэропорту всех предупредить, как положено, чтоб они были готовы принять сразу шесть-семь человек, усадить на борт. Отель подобрать такой, где есть больше чем один специально оборудованный номер. Как правило, их не больше двух-трёх на отель. К сожалению, пока ещё не везде возможно себя чувствовать как дома.

Папкины тапки

Фото: Яна Мак

На афише большими буквами написано — “Папкины тапки” — везде как дома». В описании: «Пати для маломобильных и супермобильных. Те, кто приедет в своих тапочках — получит сладкий приз». Первую в Новосибирске дискотеку в ночном клубе для колясочников этой зимой Андрей с Аней организовали за три недели.

Фото: Яна Мак

Андрей рассказывает, что для этого было нужно: «Главное, нам с Аней надо было денег собрать: на ди-джея, фокусника, официантов, бармена, кальяны, алкоголь, танцовщиц и другие всякие прелести ночной жизни. Ну, и поручни в туалете устанавливали сами. Нам пришлось сначала провести демонтаж — разобрать кабинки. Потом поставить поручни, а в конце вечеринки— вернуть всё на свои места. Поручни мы, правда, оставили. Пусть будут. Придумали с Аней, что будет аттракцион виртуальной реальности. Так что можно было в океане поплавать, поучаствовать в войне, покататься на горных лыжах. Я побродил по берегу океана и на лыжах проехался.

Фото: Яна Мак

Почему в обычные клубы не ходим? Это точно не из-за того, что тебя не примут. Сейчас уже на маломобильных не так дико реагируют. За восемь лет изменилось отношение. Просто там не приспособлено ничего. Не попадёшь туда из-за отсутствия доступности. А танцевать мы любим. Пусть ноги не двигаются — руками помашем.

Фото: Яна Мак

В итоге пришли 40 человек, из них 17 передвигались на колясках. Могло быть больше. Конечно, ещё много замкнутых людей. Были те, кто собирался, но потом передумал. Мужчин на колясках было больше. Их в принципе на колясках больше, чем девчонок. Просто мужчины по природе своей всегда больше приключений ищут, потому и пересаживаются в коляски. Ну, и девчонок ещё не всех мужья отпустили на дискотеку. Я им говорю — что вы растерялись, сказали бы: «я за хлебушком», и всё.

Фото: Яна Мак

Специально на эту дискотеку приехали из Барнаула и из Красноярска. Многие люди раскрылись. Я увидел их другими. Например, Сергей из Барнаула, всегда поговорить больше любил, а тут неожиданно затанцевал, и танцевал до упаду. Счастливый.

Фото: Яна Мак

Андрей из Красноярска вообще нигде и ни на каких подобных мероприятиях раньше не был. Если у нас в Новосибирской области ещё что-то проводится для маломобильных летом — фестивали, конкурсы — то там и этого нет. Он мне потом звонил, говорил: «Спасибо, Андрюха за идею. Я ведь в ночном клубе лет 100 не был».

Все хотят повторения, мы тоже. После ночных танцев в лофт-парке были и те, кто звонил, и предлагал скинуться деньгами, но я отказался. Да и второй раз дешевле будет. Будем искать спонсора. Поручни уже есть, от фокусника откажемся«.

Фото: Яна Мак

Ноу хэнди — ноу кэнди

Действовать по принципу: если гора не идёт к Магомету, то Магомед идёт к горе — это очень важный этап выздоровления личности, обретение свободы и независимости. Так же, как и возможность искренне посмеяться над шуткой в свой адрес. Это значит, перестать жалеть себя. Ты не чувствуешь себя беспомощным и как следствие — тебя таким не воспринимают и поэтому позволяют себе так шутить. Андрей и Аня соглашаются с этим.

Жизнь на ощупь: как видят мир незрячие новосибирцы

Аня отвечает: «Вчера Андрюха катался на снегоходе. Ему пацаны помогли усесться, страховали немного и он ездил. Потерял варежку — отморозил руку. Я ему говорю: “Ну и что? Ты же всё равно ничего не чувствуешь — не страшно”. Готовность смеяться над такими вещами — готовность человека говорить об этом. Юмор — сильная вещь.

Конечно, Андрей не сразу шутил над этим. Вообще, вы знаете, ведь когда ты “ломаешься” — начинаешь обвинять всех вокруг. Это неизбежно, через это проходят практически все. Начинаешь обижаться, злиться. Кто-то дольше, кто-то меньше, кто-то навсегда. Я была в компании ребят, все колясочники. Между собой они постоянно шутят на эту тему, перебрасываются колкостями. Это нормально и здорово. Но я думаю, этому учатся. Я видела парня, который “поломался” недавно, и попал в эту компанию. Так он сидел, посмеивался, конечно, но все же ещё хлопал глазами. Не готов. Пока. Но он учился.

Фото: личный архив Андрея Каньшина и Анны Старцевой

Андрей лукавит, когда говорит, что не изменился. Да, он с детства такой позитивный и лучезарный. Но “до” у него направленность была “на себя”, личные амбиции. А жизнь в коляске он проводит для других. Он отдаёт».

Андрей говорит: «Мы спокойно шутим между собой на эти темы. Для меня, наверное, это было нормально всегда, меня травма особо не изменила. Хотя новенькие, которые только что сели в коляску, наверное, не поймут. Им будет не смешно. Потому что это есть у всех: когда ты “ломаешься”, тебе кажется — “сейчас я полежу полгодика, встану, отлежусь, и побегу дальше. Если не побегу, то похромаю”. В этот период ты заморачиваешься на эту тему. Потом начинаешь осознавать.

Знаете, я за собой замечал, и за другими, когда вначале я встречал таких же, как и я колясочников, всегда спрашивал: “Сколько ты уже сидишь?” Потом уже не спрашиваешь, это становится неинтересным. Дальше тебе перестают сниться сны, что ты ходишь. Мне долго снилось, что я хожу. И вот ты уже во сне ездишь на коляске. Затем учишься не горевать, а смеяться над этим».

Фото: личный архив Андрея Каньшина и Анны Старцевой

***

После разговора я нарочно пересматриваю фильм «Неприкасаемые» в надежде понять природу этого юмора. В эпизоде, где Дрисс отказывается дать шоколадные драже Филиппу, сидящему в коляске, произнося «но па бра — но па шокола» (non pas bras— non chocolat), английские субтитры выдают «но хэнди — но кэнди» (no handy— no candy), дублер на русском почему-то говорит «нет ног — нет мультиков». Понимаю, что одинаково шаблонно шутят на эту тему и русские, и французы, и американцы. Но смешно это становиться только тогда, когда, и зритель, и герой понимают, что «конфеты, мультики» и другие радости жизни не зависят от того, на коляске ты, или нет. Что, и путешествия, и танцы, и полеты на параплане, и другие сладости жизни никуда не делись. Прекрасная девушка будет рядом, даже если твой организм функционирует не идеально. А возможно, именно такие шутки позволяют тебе понять, что ты можешь хотеть и можешь иметь. Может они как раз и призваны «выбить пробки». И ты словно решаешься на свой первый прыжок с парашютом: считаешь до трех, делаешь шаг, 40 секунд свободного падения, ты оглушен от кульбитов в воздухе. Потом, когда слух возвращается, слышишь, как орёшь во всё горло. А затем испытываешь эйфорию от соприкосновения с землёй. И тогда вдруг кажется, что в твоей жизни, по большому счёту, нет никаких проблем и препятствий.